Джессика

— Член и яйца, в смысле! Наловчился на быках, хренов псих… Перед этим специально напоил меня, чтобы я уж точно не помешала и не села потом за руль. Ну то есть мы вместе пили, и он, видимо, не рассчитал свои возможности. Не смог сам остановить кровь, отрубился. А я была все-таки не настолько пьяна и вызвала 9-1-1. У меня был бесплатный мобильник, их выдают малоимущим. Он не знал, я от него прятала. Он настаивал, что у нас не должно быть никаких телефонов, — она снова помолчала. — Тут уж его забрали в психушку. Признали опасным по крайней мере для себя, а может, и для других. Я, разумеется, подписала согласие… Вот тогда мне врач и рассказал про дисморфофобию. И что, возможно, она у него латентно была еще с юности, потому он и пошел в пластические хирурги, а не только потому, что там хорошо платят. Он, правда, втирал врачу несколько другую версию. Что-де это все был нервный срыв из-за того, что он лишился дела своей жизни. Что ему нужно было прооперировать хоть кого-то. Что, возможно, он также хотел наказать свою руку, сделавшую ту неудачную операцию. Хотя непонятно, при чем тут его хрен — никаких сексуальных обвинений та девка не предъявляла. Но, так или иначе, теперь это безумие прошло, и он ужасно раскаивается в том, что сделал с собой. В общем, всячески изображал, что идет на поправку. Пользовался некоторой свободой. Хотя ничего режущего ему, конечно, все равно не давали — даже маникюрных ножниц. Ногти ему, и на ногах тоже, стригла медсестра под присмотром санитара. И тут, значит, приезжает этот твой Парсонз…

— Карсон.

— Да хрен с ним, как бы его ни звали! Тоже, как и ты, говорит, мол, очень важно увидеть Эдвина. И даже когда я объяснила, что с Эдвином и где он, не отстал. И я дала ему адрес клиники, — Герти раздавила окурок в консервной банке.

— И что дальше? — поторопил ее Малколм.

— А через несколько часов мне звонят из клиники и сообщают, что мой брат мертв.

— Ты думаешь, его убил Карсон?

— Сперва я, конечно, так и подумала. Но все растолковали мне, что это невозможно. Карсон вошел в палату Эдвина вместе с сестрой, и они оба увидели труп. Эдвин уже был мертв. Только если предположить, что Карсон каким-то образом пробрался в лечебницу тайком, так же выбрался, а потом вернулся уже официально, чтобы создать себе алиби. Но это невозможно. Так они говорят.

— И как все-таки умер Эдвин?

— Ему не давали ничего острого… кажется, я уже говорила. Но у одной из сестер было хобби. Вышивание. Она занималась этим во время ночных дежурств. В принципе, медсестра, даже в таком заведении — это не часовой в армии. Никто не ждет от нее, что она будет стоять на посту по стойке «смирно». Все относятся с пониманием, если, пока нет тревоги, она, скажем, читает. Или лазит по интернету. Или вот вышивание. Конечно, уходя с поста, она должна все это запирать. Она говорит, что и запирала. Но, видимо, Эдвин как-то умудрился выкрасть у нее ключ.

— И что он раздобыл? Ножницы?

— Иголку, нитки и наперсток.

— Как можно убить себя иголкой? — удивился Малколм. — Даже если проглотить, еще не факт…

— Он зашил себе рот. Потом правую ноздрю. Потом левую.

— Блин, — пробормотал Малколм. — Должно быть, это было чертовски больно. Даже до того, как он начал задыхаться.

— Это еще не все. Прежде он вышил надпись. Вышил нитками у себя на лбу, ты представляешь? Он делал это перед зеркалом в туалете, поэтому она получилась зеркальной.

— И эта надпись…?

— «Прости меня, Джессика». Ну, та девка, которую он оперировал.

— Нет, — глухо возразил Малколм, — ту звали Дженнифер.

— Ну, значит, я перепутала, — легко согласилась Герти. — Я вечно путаю имена. Какая, на хрен, разница.

«Очень большая!» — ответил Малколм мысленно, но вслух лишь спросил:

— Он когда-нибудь прежде занимался вышиванием?

— Нет, разумеется! — фыркнула Герти. — Разве что учился шить хирургические швы. И уж тем более — не одной левой рукой. Поначалу, кажется, даже работники клиники не могли поверить, что он сделал с собой такое сам. Но — расследование показало, что никто другой это сделать не мог. Так мне сказали.

«Почему, интересно, столь скандальный случай не попал в газеты? — подумал Малколм и тут же сам себе ответил: — Ну конечно, врачебная тайна. Медицинская этика».

Он уже закончил с курицей и теперь бессмысленно держал ощипанную тушку за ногу.

— Давай сюда, — велела Герти. Она поставила на стол большую надтреснутую тарелку сомнительной чистоты, плюхнула на нее курицу и вновь вооружилась ножом, собираясь заняться потрошением.

— Я все равно думаю, что этот твой Гарсон виновен, — сказала она, вонзая нож в живот птицы. — Не знаю, как. Может, он подговорил ту сестру, чтобы она сама дала Эдвину иголку и нитки. Сунул ей деньги, как мне. Или он хотел проделать что-то подобное, но просто не успел. Во всяком случае, он желал Эдвину зла. Иначе он бы заехал ко мне сказать хоть пару слов соболезнований, ведь так?

— По крайней мере, он не стал требовать назад ту сотню, — усмехнулся Малколм.

— Вот-вот, — неожиданно согласилась Герти. — Потому что получил, что хотел.

Она помолчала, вытаскивая кровавую требуху, а затем спросила: