Дым отечества

— Рутвен? Этот в лучшем случае присоединится, — буркнул Джеймс. — В худшем отберет лютниста. Простите — но что ж это вы после еды и о Рутвенах… И я не орлеанским взглядом смотрю. Случись там Нокс он бы тоже ничего не углядел, кроме достойной всяческого осуждения любви к развлечениям и удобству. Сестрица призадумалась, покачала головой и торжествующе заключила:

— Значит, это он при вас притих. Потому что то, что видела я, было весьма неблагоразумно.

— Тогда давайте иначе, мудрая сестрица. Расскажите мне, что видели вы. — Поздравь себя, Джеймс, ты стал пугалом.

— Этот мальчишка позволяет себе лишнее по любым меркам, — отрезала сестрица.

— Например, летом во время выезда он уснул у ног Ее Величества. И как бы не на две трети под юбками, — добавила Джейн, уже поймав удивленный взгляд, мол, ну и что ж здесь такого. — Без позволения приходил в королевский кабинет. Мог спрятаться где-нибудь и высунуться в любой момент. Болтал, что никто, кроме него, не умеет ухаживать за Марией, когда у нее голова болит. Представь себе вот это все… Джеймс представил. Потом представил еще раз. Потом спросил:

— А лорд протектор поздно заметил — а теперь не рискует вмешаться?

— Лорд протектор так дорожит установившимся взаимопониманием, что и не будет вмешиваться.

— Тем более, — добавил брат лорда протектора, — что вмешательство равно признанию, что случилось нечто неподобающее. Джеймс вздохнул. Мария, которая готова — с легкостью, с воодушевлением! — поступиться значительным, как согласилась она с тем, что католические храмы в Дун Эйдине останутся закрытыми, за исключением часовни в ее замке, ни за что не согласится пожертвовать такой пустяковиной, как аурелианский лютнист. Скорее войну устроит. И лорд протектор, который вынужден при любом раскладе делать вид, что все хорошо, так и нужно. Сера и селитра.

— Ладно. В крайнем случае я с ним в пьяном виде поссорюсь и что-нибудь ему сломаю.

Так, потихоньку, завертелось колесо недели — разбор прошений и жалоб, охота и обед, послеобеденный сон до самого ужина и долгие, за полночь кончавшиеся беседы. Утром ты благодушен настолько, что даже очередной спор о прирезанных землях, очередная поножовщина внутри семьи, очередная свалка деревня на деревню из-за косого взгляда, очередное обвинение в детоубийстве или колдовстве отзывается металлическим вкусом во рту только до обеда. Даже если спор не удается уладить, а детоубийство, наоборот, удается доказать. Да и драгоценная сестрица поможет, в случае чего. Со своим грузом она расправляется не в пример быстрее — да он у нее и не накапливается так. Одна беда, пора возвращаться назад, в столицу: Ее драгоценнейшее Величество не желает, видите ли, надолго расставаться с угодившим ей графом. Впору задуматься, когда теперь выберешься на Границу — а, впрочем, до весны можно и подождать, да и пока там Джордж женится, пока проведет с женой время, приличествующее, чтобы не обидеть благородную даму. Хотя у невесты на лице никакого воодушевления не видно, так что авось и не обидится — ну да она, впрочем, тихая, может, скромничает… Пора уезжать. Да и то хорошо, что пора — как поживешь в гостях у сестрицы с зятем, так и хочется тоже жениться, осесть, объезжать земли, торговать и охотиться, жить как все.

А желание это пустое. Вон, Дженет Битон, не женщина, а чистое золото — умная,

дельная, спокойно с ней было как ни с кем… а ведь повесился бы от жизни такой, если не через полгода, так через год. Впрочем, не повесился. Просто вернулся и узнал — умерла.

— И, между прочим, заберите с собой того бессовестного проходимца, которого вы мне подсунули в прошлый раз, — говорит любезная сестрица. — Глаза б мои его не видали!

— Да куда ж я его заберу, у меня его зарежут. — Чистая правда, зарежут. Проходимец в Орлеане научился девушек высвистывать — так лихо, что почти завидно. А вот лихо драться или хотя бы быстро бегать не научился, а это даже в низинах недостаток большой, а на границе так и вовсе смертному приговору подобно.

— Тогда я его, с вашего позволения, повешу, — улыбается кровожадная Джейн. — Женить его нельзя, он клянется, что уже…

— Да Бога ради… я его обещал пристроить в хорошее место и пристроил. А если он доигрался, то делайте с ним, что хотите.

— Я, — говорит сестрица, — между прочим, не шучу. Он все-таки не наш почтенный дядюшка Патрик, чтобы сразу по десятку девиц соблазнять.