Дым отечества

— Перед Господом на мне нет вины… — говорит он. — Что мне людская клевета? Траты же на эту королевскую выдумку совершенно бессмысленны и нелепы, и право, лучше было бы отдать деньги на проповедь. Что толку грешнику от воды из акведука, разве она утолит его жажду в адском пламени?

— Сколько людей не услышит вашей проповеди, потому что решит, что вы обделили их водой? И потом… что толку грешникам в городской больнице, что толку грешнице, потерявшей мужа — простите, она очень громко говорила, слышно было даже через стену — в том, что вы дали ей возможность честно заработать на хлеб? Вы ведь могли потратить это время на проповедь. И что будет с людьми из магистрата, когда им скажут — просили вас малые сии, а вы не дали?

— Есть проповедь словом и проповедь делом, — терпеливо объясняет Нокс. — Так,

между прочим, вместо этой ромской причуды можно было бы открыть работный дом для городских вдов и сирот — и тогда не было бы нужды помогать каждой вдове персонально. Это просто замечательно, просто великолепно. Приятно иметь дело с человеком, который, понимая неизбежность отступления стремится получить хоть шерсти клок.

— Ее Величество, хоть и не склонилась пока к истинной вере, а все же не чужда милосердию и сердце ее чувствительно к страданиям вдов, да и, — и тут нужно придвинуться поближе, говорить потише, — тщеславие и женское, и монаршее ей ну совсем не чуждо. А работные дома в Аурелии очень в моде. Так что если королева не натолкнется на противостояние в одном деле, то с радостью откликнется на призыв к другому. А вот если натолкнется…

— Вы предлагаете мне потакать женскому тщеславию? — В высоком узком оконном проеме Нокс смотрится как сам себе витраж, алое платье на фоне желтого и голубого: небо, солнце, ясный морозный день.

— Если у нас есть в запасе только сильное… что нам мешает сделать из него сладкое?

— Все это следует… обдумать. И обсудить во всех подробностях, — недовольно хмурится проповедник. Хочет, чтобы его убедили со всех сторон. Пряник он уже увидел, а вот намек на кнут не уловил пока что — а напрасно…

— В сущности, дело даже не в тщеславии — понимаете, но это не для посторонних ушей, ни в коем случае… собственно, идею-то предложил Ее Величеству лорд протектор. И наша добрая государыня согласилась, и загорелась воодушевлением — а разве плохо, что королева следует советам старшего брата? Он хочет привить Ее Величеству вкус к делам милости и благоустройства. Сопротивление же может натолкнуть нашу королеву на мысли о том, что в соседних странах монархи обладают куда большей властью. Я не вижу доброго дела, которое могло бы выиграть от такого оборота событий. Не мне вам рассказывать, доктор, но некогда Понтий Пилат тоже хотел построить в Иерусалиме акведук… синедрион воспротивился. Сколько я помню, та история закончилась очень плохо. Для всех.

Зал побогаче, потолок пониже, людей больше, разговор проще. Опилки на полу погрязнее, деревом и сдобой не пахнет совершенно. Тут даже вина не предложат, что уж вспоминать пироги с форелью и истиной?..

— Раньше можно было — и справедливо — сослаться на немирье в стране. Какое уж там строительство. Раньше можно было — и справедливо — сослаться на то, что и регентша, и парламент засунули руки в «водяные деньги» по локоть, а остаток идет на благоустройство и добрые дела. Но сейчас-то у нас мир. И лорд-протектор прекрасно знает, что он пока что у вас ничем не поживился. Что о нем ни говори, деньги в своем кошеле от денег в вашем он уж как-нибудь отличит. Магистрат гудит, вздыхает, переглядывается — улей в недоумении. Улей,

бесцеремонно разбуженный посреди зимы. Растолкали, вытряхнули на мороз, теребят. Заставляют выбираться из привычной колеи, в которой остатки денег так и будут потихоньку тратиться на то, на се — где на починку дороги, а где и на постройку каких-нибудь чрезвычайно необходимых амбаров и конюшен… во дворах домов членов магистрата, конечно же. Пришел злой и посторонний, растеребил, чего-то хочет — и пугает. Лордом протектором для начала. Потом нектаром подманивает: а ведь вода-то для города, чистая и сладкая, а ведь не только королеву хвалить будут,

нет, не только — если магистрат вовремя обозначит свое отношение, свое желание и ратование за нужды горожан.

— Это большое строительство… и по меньшей мере эти три года «водяные деньги» никто не посмеет тронуть. — Одна чаша весов. — Да и кто в здравом уме станет вредить делу, которое преподобный Джон Нокс назвал богоугодным. — Вторая. И гвоздь в крышку гроба. — Дун Эйдин не Фризия и не Альба, наших горожан так легко на бунт не раскачаешь, но я думаю, что если им объяснят, что королева, лорды и истинная церковь готовы дать им воду, парламент выделил деньги — а не согласен только городской магистрат…