Дыхание в унисон

Чаще он вспоминает более раннее — учебу в коммерческом училище с углубленным изучением иностранных и древних языков. Во всяком случае, во время учебы в мединституте у него с латынью проблем не было, а позднее с удовольствием пел он дочерям по-немецки походную песню «Во Францию два гренадера…», — с листа переводил любой текст с иврита на русский. В те времена в нашем доме книга была участницей жизни, за застольными чтениями по вечерам папа перевел нам книгу о Варшавском гетто, и мы всеми силами старались, чтобы он не почувствовал, что мы видим, как криком кричит его душа от этих кровавых строк. И вся его биография на тот момент — армейская служба в годы войны и после победы, обширный опыт практикующего врача, а до того еще и опыт научной работы в области санитарии и эпидемиологии, так пригодившийся в послевоенной Литве, — все это привело доктора Быстрицкого к непоколебимому убеждению, что единственно важное дело в жизни — это здоровье людей, важнейшая миссия — лечить заболевших. Вот почему он так не хотел, чтобы дочь стала артисткой.

Но это позже, а тогда настал день, и папа принес домой торжественно врученный ему диплом врача. А вскоре дипломированный доктор Авраам Быстрицкий получает направление в райцентр на Черниговщине с многообещающим названием Нежин и становится заведующим районной санэпидстанцией.

Маме нравится быть женой врача, самостоятельной дамой, матерью семейства. Если приходят коллеги папы, мама с удовольствием накрывает стол — зимой в доме, одна из двух просторных комнат всегда готова принять гостей, летом — под окнами во дворе, тогда чуть ли не вся медицинская общественность городка собирается под молодой черешней.

Но гости пришли и ушли, а жизнь продолжается, и что-то понемногу становится не таким розовым и пушистым, как раньше. А тут вдруг Лина закапризничала:

— Я ни за что больше не пойду в эту школу, не хочу здесь учиться, меня посадили за одну парту с Гришкой, а он припадочный! Отвезите меня обратно в Киев, там в моей школе все ребята хорошие!

Как выяснилось, у мальчика действительно случился припадок эпилепсии прямо в классе. Лину потом отпаивали несколько часов, очень испугалась.

Девять мам из десяти так или иначе утихомирили бы капризницу, но не наша мама. Потому что она свою дочку знает лучше, чем саму себя: если Лина что-то решила, ни один бульдозер ее с места не сдвинет. Такая уродилась. И мама забрала нас в охапку и бросилась к бабушке. Второе полугодие Лина училась в Киеве, потом мы опять вернулись домой, и мама срочно занялась восстановлением порушенного нашим отсутствием семейного уклада.

Одним словом, наша мама, супруга доктора Быстрицкого, раз и навсегда определила смысл своей жизни: надо поддерживать комфорт для мужа, покой для семьи и благополучие для детей. И так ей нравится собственная роль в этом сотканном ею мире тишины и покоя, так ей радостно сознавать, что весь этот мир в ее красивых и ловких руках! Большой мир в ее глазах как бы сомкнулся до размеров ее квартиры, ее краткосрочных визитов в Киев, к родным сестре и матери, ее встреч с новыми приятельницами, походов к портнихе, или в парикмахерскую, или — святое дело! — посещений школы, чтобы еще раз с удовольствием послушать, какая у нее замечательная дочь, гордость и радость матери. Летом бабушка приезжает к нам вместе с внуком, я и по сей день помню, какие плывут ароматы, когда она варит во дворе на трех кирпичах варенье из лепестков роз, как они с мамой наговориться не могут. Наш двоюродный брат Мишка ведь нашей маме как сын, не зря мы дали ему кличку на всю жизнь — Братец Кролик. Наша мама была ему молочной матерью, так же как ее сестра Рина кормила Линочку. Летом Миша и Лина берут под свою опеку меня. Это, конечно, для них лишняя нагрузка, но с нашей мамой не поспоришь. Однажды мои старшие, чтобы как-то отвязаться, сунули мне в руки букетик очень красивых солнечных цветов — лютиков. Я их, разумеется, тут же в рот сунула, что с меня взять, мне тогда года полтора было. А ничего, жива осталась, правда, промывали как-то, и Миша с Линой очень испугались, плакали. Мама их соответственно многословно воспитывала, зато папа принес замечательную книгу по цветоводству. Вот книгу я уже сама помню, а про лютики — семейная легенда. Так что жизнь моя с самого начала сопряжена с суровыми испытаниями.

Между тем папа все больше мрачнеет.

— Посмотри, в каком извращенном мире мы живем, тебе не страшно?

Мама задумывается. В одно июньское воскресенье мир доказал нашей маме, а заодно и всему человечеству, насколько прав был папа.

Началась война.

И сразу стало понятно, какая это бессмысленная затея — строить долгосрочные планы, устанавливать для себя и близких образ жизни на долгие времена.