Дыхание в унисон

Дома Фирочка, дождавшись, пока муж вымоет руки, ставит перед ним тарелку с яблоками и начинает собирать завтрак. А доктор, привычно вдохнув аромат антоновки, очищает яблоко и тоненькую ленту яблочной кожуры кладет в стакан — когда есть антоновка, даже отлежавшая с осени, Авраам любит яблочный чай: заливает очистки кипятком, накрывает блюдцем и потом запивает свой черный ржаной хлеб с маслом. Это его любимая утренняя еда. А пока яблоки настаиваются, он разворачивает первую газету, бросает беглый взгляд на первую страницу и вдруг со сдавленным стоном вскакивает и бросается на кушетку лицом вниз. Когда через мгновение Фирочка и Соня подбегают к нему, доктор уже в голос рыдает, и все его сухощавое тело содрогается и вскидывается от рыданий, он пытается произнести какие-то слова, но понять ничего невозможно, получается просто какое-то мычание. Соня стоит перед отцом в оцепенении, она видит его плачущим впервые в жизни и, как покажет время, это единственный раз за всю ее жизнь.

Наконец Фирочка догадывается посмотреть в газету, и все становится ясно. На первой странице правительственного официоза — газеты «Правда» крупным шрифтом напечатано сообщение о реабилитации группы врачей!

— Что же ты рыдаешь, дорогой ты мой? — Фирочка мигом просчитывает всю ситуацию. — Вот и кончился весь этот кошмар, и тебе не придется ехать на другой конец Земли, на эту неизвестную Камчатку! И людей отпустили, радуйся, наконец!

Авраам уже сидит, уперев локти в колени, обхватив мокрое лицо ладонями, но Фирочка видит, муж еще не здесь, он далеко, он не вернулся. Наконец, встряхивает головой, как будто отгоняя от себя ненужное видение или мысль, складывает пальцы в замок, до хруста выворачивает ладони и резко встает.

— Ну уж нет! — голос Авраама звучит по-особому, с какой-то своеобразной трещинкой, и не только Фирочка, Соня тоже — обе они понимают, что все, что он сейчас скажет, дальнейшему обсуждению не подлежит, но должно выполняться неукоснительно. Долгие годы армейской службы все-таки сделали из доктора военного человека. Четкое разделение возможных жизненных ситуаций на две категории — «положено» и «не положено» — прочно укоренились в его сознании.

— Ну уж нет! — повторяет доктор. — Теперь-то уж им не удастся на свой лад решать мою судьбу. Никому не позволю себя помиловать. Только по собственному решению буду определять, что мне делать (тут Авраам, наконец, увидел, что перед ним перепуганные жена и дочь), — и тебе тоже, жена! Детей мы вырастили разумных, у них свои дороги. Как решили, так и сделаем. Поедем. Но по своей воле!

На Камчатку доктор попал только поздней осенью, почти уже зимой — пока еще прибыл сменный врач, пока принял отделение, пока сработала вся армейская бюрократия.

Фирочка осталась сдавать экзамен на аттестат зрелости дочери.

На весь свой выпускной год Соня остается вдвоем с матерью. Отец довольно интересно описывает камчатские красоты, хотя он всегда был скуповат на слова, но ничего не пишет о работе, о госпитале, о коллегах. Похоже, история повторяется, надо все строить сначала. У доктора Быстрицкого это всегда хорошо получается.

Лина теперь приезжает домой только на каникулы, Соня всегда ее ждет с радостным нетерпением. Во-первых, она много интересностей рассказывает про театр, кино, цирк, особенно балет, во-вторых, мама тогда больше балует вкусностями, приходят гости, вообще жизнь приобретает другие краски. Но самое главное — можно обняться-пошептаться, Соня ведь не сама по себе выросла, они всегда были вдвоем — и в войну, и потом, когда родители уехали, а они еще доучивались на старом месте. Когда-то давным-давно Лина маленькой Соне сказки рассказывала, потом учила ее танцевать, даже в театр с собой брала, самый первый в своей жизни спектакль Соня смотрела вместе с Линой в украинском театре. И вообще она привыкла не разделять себя и сестру, хоть и знает, что у Лины сложный характер. Соня для себя раз и навсегда определила: все мы такие, какие мы есть. Важно, что мы есть. И она воспринимает старшую сестру как часть самой себя, даже когда у той случается по отношению к ней острый приступ педагогики. На случай какой-нибудь сиюминутной обиды у Сони есть универсальная формула собственного изобретения: «Если у меня заболит рука или чирей на носу вскочит, я же не хочу, чтоб рука отсохла или нос отвалился. Поболит — и пройдет». А старшая вообще Соню считает маленьким ребенком, как в те времена, когда у ее кроватки висел коврик с Красной Шапочкой, на кого ж тут обижаться?