Дыхание в унисон

— Время покажет. Этот великий начальник и вершитель судеб еще мне сказал на прощанье, что, мол, он дает мне возможность хладнокровно все обдумать, взвесить, не пороть горячку.

— Ну, ты взвесил?

— А что тут взвешивать? Выбор невелик: можно один раз сподличать ради благополучия и потом до конца жизни не только сам будешь об этом помнить и бояться в зеркало посмотреть, особенно с бритвой в руках, но и начальство не забудет — при каждой необходимости будет тебя употреблять. А можно остаться собой и жить ту жизнь, какую предоставляет время. Так что взвешивать надо не мне, а тебе. Ты со мной?

— Не ожидала, что спросишь. По-моему, здесь нет вопроса.

— Ну и все. Давай тогда чай пить, мне скоро на дежурство.

И он посветлел лицом и даже стал машинально костяшками пальцев отстукивать на столе какой-то маршевый ритм.

Как ни странно, довольно долгое время ничто не напоминало об этой истории.

На улице Шопена

Соня благополучно получает свои пятерки в новой школе, подружки у нее появились почти сразу же, хотя одна, заветная, из польской гимназии, осталась навсегда. Новые учителя Соню вполне устраивают, никто не цепляется, наоборот, учительница литературы даже сочинения ее хвалит, вслух читает на разборах ошибок. В этой школе, конечно, никаким ученическим самоуправлением и не пахнет, зато на переменках через школьный радиоузел играет музыка, чаще всего это фокстрот «Рио-Рита», и в холлах между классами можно танцевать, даже некоторые мальчики соглашаются. Но не все, большинство из них предпочитают пение, создали ансамбль-октет, даже призы завоевывают на школьных конкурсах. Солирует всегда Мишка Лившиц — толстый, довольно неуклюжий и, конечно, грубиян и насмешник. А поет почти басом.

За каникулы перед выпускным учебным годом все мальчики выросли, обогнали по росту девочек, некоторые даже уже начали бриться. В новом учебном году все учителя почему-то решили проявлять к Мишке особое внимание. Началось с того, что Мишка стал почти каждый день опаздывать. Классная руководительница Мария Михайловна — тезка той физкультурницы из гимназии, она же по совместительству парторг школы и еще мать одноклассницы Ленки, чуть ли не каждый день ставит его у доски и читает длинные нотации. Он краснеет, сопит и молчит, как Зоя Космодемьянская на допросе.

Учительница химии Елена Самойловна, наоборот, старается, где только можно, Мишку похвалить, хотя за что его хвалить — он и уроков совсем не учит.

Учитель черчения Исидор Владимирович часто зовет его в учительскую, просит помочь принести в класс кальки, мелки, рейсфедеры-циркули — не у каждого есть своя готовальня, — по дороге что-то ему нашептывает, и Мишка опять краснеет и молчит. А на уроках истории кто бы что ни натворил, историк, директор школы Алексей Петрович, не вдаваясь в подробности, сразу командует:

— Лившиц, вон из класса.

И Мишка тут же поднимается, берет свой военный планшет — это у него вместо портфеля, с войны осталось у родителей — делает обиженное лицо, хотя с первого взгляда понятно, что он очень рад, и под печальные вздохи учителя уходит уже до завтра.

Так продолжается долго, и только в середине учебного года Соня узнает, в чем дело. Причем узнает случайно и даже не совсем честно. Просто родители вечером шептались, думая, что она спит, а дверь была открыта, и Соня подслушала страшную историю о том, как докторшу из городской больницы арестовали за то, что она больных детей специально заражала туберкулезом. Ужас какой — они же и так больные! Тут Соня забывает, что она спит и ничего не слышит, вскакивает и мчится к родителям:

— Мама, папа, разве такое может быть? Врач — специально?

Как ни странно, ее даже не отругали за то, что притворялась спящей.

— Конечно, такого быть не может, это недоразумение, скоро все выяснится, — уверенно отвечает Фирочка.

— Не надо все понимать буквально, — по тону отца Соня сразу понимает, что ему важно ее успокоить, а он продолжает: — Это, конечно, выдумка, просто говорят что попало, сорок бочек арестантов!

Соня не впервые слышит от отца это странное выражение, самое время спросить, что это значит.

— То и значит, что ничего не значит, сама слышишь, что бессмыслица, — Авраам даже обрадовался, что разговор перешел на другую тему. — Спи, завтра рано вставать.

— Скажи хоть, как этой докторши фамилия, — просит Соня.

— Ну какая тебе разница, Лившиц ее фамилия, мало Лившицев на свете? Я с ней даже знаком не был, — и тут же спохватывается: — Да это вообще все выдумка!

Но Соня вспоминает, она ведь знала, что у Мишки мать — врач, еще у него есть младшая сестра, а отца нет, кажется, погиб на фронте. И он теперь все время ходит в какой-то рыжей бумазейной куртке, и руки всегда с черными ногтями.

Наутро в школе все и выясняется. Мишка приходит только ко второму уроку, на щеке у него царапина, на лбу — синяк.

— Мишка, что?

— Да пошли вы все, — кричит фальцетом Мишка, ложится головой на парту и ревет в голос, как девчонка.