Читаем Дыхание в унисон полностью

Авраам потом дома Фирочке эту историю рассказал, но она почему-то юмора не оценила. Она в последнее время как-то к юмору стала косо относиться.

— Чтобы веселиться с чистой совестью, надо отказаться от газет и радио, не выходить на улицу, не общаться с людьми. Правда, будет все равно не смешно, но, может, хоть не так страшно, — это она сказала, когда в январе уже официально объявили о «врачах-вредителях, сколотивших еврейскую террористическую организацию под эгидой „Джойнта“».

— Хоть бы выбрали что-нибудь более кровожадное, а то смешно сказать — «Джойнт», все знают, что это гуманитарная организация, мы однажды после войны даже посылку от них получили — «рацион» называлась, какие-то орешки, сосиски в банке, желтое платье из вискозы, Лине понравилось, и размер ее. В то время для нас это чего-то стоило, хоть детям вкусности достались. Нашли террористов!

— Все равно хорошо, что получаю новые приборы, новые методики. Новое — всегда хорошо, — привычно резюмирует Авраам.

Он, конечно, не слепой и не глухой, все видит и понимает. Воздух ощутимо сгущается, даже просто проходя привычно по улице от госпиталя к своему дому и обратно, он нередко слышит за спиной то нарочито смешливый голос, пародирующий картавость, хотя Авраам не картавит, у него только «эл» польское, но это здесь, считай, норма, то, наоборот, глумливый театральный шепот, как бы в сторону говорят, но чтоб все было слышно — обязательно какая-нибудь очередная грязная история про христианского младенца или про отравление невинной старушки невинной таблеткой.

Жить в самом деле стало страшно. В магазине высокая рыжая женщина в неопрятной одежде полезла к Фирочке в карман за кошельком. Фирочка схватила ее за руку, крикнула. Люди в очереди воровку схватили, но тут же начался стихийный митинг, очередь разделилась на два лагеря.

— В милицию ее немедленно, ишь, повадились, страха на них нет! — кричат одни.

— Да вы посмотрите, у кого она стащить хотела! У этих все отнять — и то мало, кровососы! Мало им, что деньги гребут лопатой, наших детей убивают, так уже и на самого товарища Сталина замахнулись в Кремле!

И тут же кто-то к месту вспомнил недавно слышанную историю про мальчика, который пропал аккурат перед православной Пасхой, а потом нашли бескровное тельце.

К этому времени «дело врачей» уже стало такой же повседневной темой для разговоров, как цены на продукты и погода. Сосед по дому, сотрудник грозного первого отдела, всякий раз, как напьется на работе, а это бывает частенько, вечером героически взбирается по широкой парадной лестнице на свой второй этаж и по пути на весь дом сообщает о своих намерениях в отношении «пятой колонны» — грамотный такой кадровик, начитанный. Но вот и очередь в магазине из грамотных людей составилась, газеты читают регулярно.

Фирочка на негнущихся ногах осторожно выбирается из очереди и бросается домой чуть ли не бегом. По дороге ее догоняет соседка Анастасия Федоровна, жена того самого кадровика, который грозился расправой. Крепкая деревенская женщина, не слишком грамотная, но хорошая мать и, кажется, жена хорошая. Детей у нее четверо — три дочери и сын. До сих пор здоровались, конечно, соседи все же. Но ни разу слова друг другу не сказали, а после криков ее мужа Фирочка совсем начинает паниковать, когда та ее догоняет, старается, сколько может, прибавить шагу.

— А ты не слухай, — поспешая, чтобы успеть за Фирочкой, увещевает соседка. — Мало ли кто что скажет, на каждый чих не наздравствуешься! Я-то тебя как облупленную знаю и доктора твоего тоже. Мало ли что у них там, в Кремле, деется, мы-то здесь, наша жизнь — вот она. И я давно тебе сказать хотела: ты мово дурака не слухай, он хоть и при должности, а последний ум пропил. Но я его в узде держу. Бывает, покричит сдуру, но вреда не сделает, я не допущу. Живи спокойно.

С тем и расстались. И Фирочка приняла мудрое решение: дома никаких разговоров о политике, Соня в новой школе, два года еще учиться, не надо ребенка травмировать. Будем жить, как жили до сих пор. Авраам вроде бы согласился. Больше в доме к этой теме не возвращаются, тем более что ни коллеги, ни медсестры, ни даже госпитальное начальство никак особо в этом направлении не проявлялись. Редкий случай — коллектив подобрался по большей части единомышленников в главном.

Телефонный вызов в медотдел штаба округа ничем от других подобных не отличается, вполне рабочий вызов, и доктор спокойно собирает свой привычный баул.

— Соня, Фирочка, что привезти из Риги?

— Шоколад, — хором отвечают они.

Фирочка, конечно, тревожится, когда муж в отъезде, тем более в такие времена, но и своя прелесть в таких краткосрочных отлучках тоже есть. Можно походить по магазинам, правда, особо с покупками не разгонишься, лишних денег нет, но хоть посмотреть, что носят, за чем гоняются. Можно купить семечек, подсушить на сковородке и целый вечер смачно щелкать, не отрываясь от книжки. Авраам этого терпеть не может, вспыхивает как спичка.

Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии