Читаем Дыхание в унисон полностью

Между тем все те же военные будни, все те же переезды и невыносимая неизвестность, бомбежки и вой сирен, все та же одинокая постель и порой пустая тарелка — все это не просто сопровождало жизнь, это и было самой жизнью. И превращалось в то бесценное знание, которое принято называть жизненным опытом. Это и способность вжиться в свое новое имя — вместе с отчеством, она никогда бы не могла назвать себя просто Верой, даже мысленно, только Верой Исаевной. Это и умение понимать людей, видеть не только их поступки, но и мотивы: в прежней жизни, предложи ей кто-нибудь отдать свое дитя, она бы ужаснулась, а теперь поняла, что квартирная хозяйка, когда они уезжали к фронту, предложила ей оставить младшенькую, просто чтобы уберечь ребенка. Не оставила, но осталась благодарна. Она вообще на всю жизнь осталась благодарна этой женщине и всегда восхищалась ею.

Это был как раз почти полный год жизни в глубоком тылу, на Урале, куда госпиталь прибыл на переформирование, а Вера Исаевна с дочерьми прибыла туда из голодного и страшного казахстанского тыла.

Вокзальная платформа, стылая февральская ночь, куда идти? Одинокая кургузая фигура утиной походкой приближается к ним, и чего ждать — неизвестно. Оказалось — к добру. Женщина подходит, ставит на землю две тяжелые корзины, долго и внимательно рассматривает всех троих.

— Откуда вы, болезные? — певуче спрашивает она. — Ночевать-то есть где?

— Нет, — обреченно отвечает Вера Исаевна. — Мы из Казахстана, нас вызвали в госпиталь.

Она спешит объяснить, что имеет право здесь быть, по закону военного времени, но женщина не особо вслушивается.

— Ну, значит, так. Меня зовут Катерина Федосеевна, жить будете у меня, у нас дом просторный, теплый, справный, всем места хватит. И муж у меня работящий, добытчик, и дети, слава богу, золотые. Только дойти надо, не близко. Но помаленьку доберемся. Вы пока в вокзале отдышитесь, я еду раздам и пойдем.

В здании вокзала немало людей, все новоприбывшие. Катерина Федосеевна идет по рядам, внимательно смотрит. Возле самых усталых, или старых, или многодетных останавливается, достает из своих корзин то несколько ломтей хлеба, то пару яиц, то просто мисочку каши, отдает и идет дальше. Когда корзины пустеют, она возвращается к своим найденышам.

— Ну, ноги в руки.

И они долго идут по пустым и безлюдным заснеженным улицам.

Позже Вера Исаевна узнала, что хозяйка ходит на станцию каждую неделю, накануне печет хлеб, яйца в печи запекает, сколько-то масла, меду набирает в туески, сала и соленой рыбы — и все это раздает тем, кто, на ее глаз, больше оголодал и больше нуждается в помощи. А пока, добравшись к утру до дома, они обрели семью. Об этих людях можно рассказывать долго, но это другая история.

А на дорогах Веры Исаевны — все те же гигантские котлы госпитальной незамысловатой стряпни, те же бомбежки, долгие переезды в товарных вагонах в хвосте санитарного поезда с красными крестами на крыше, которые, впрочем, от бомб не спасали. А между переездами — все новые хозяева краткосрочного жилья, все они разные, как города или станицы, в которые приводят дороги войны. И это повторяется вновь и вновь. До самого того майского дня, когда невидимый Юрий Левитан из черной бумажной тарелки сообщает, что победа — это уже настоящее, ее больше не надо ждать, она уже сегодняшний день, реальность.

Победа. Слово это звенит долго-долго, звук его перекрывает слезы и проклятия, оно надолго становится главным словом и главным состоянием умов и сердец.

Дом разрушен, жить негде — но ведь Победа!

Голод, хлеба нет и купить негде и не на что — но ведь Победа!

Работы на гражданке не найти — вот только в училище ФЗО за гроши, от темна до темна в сыром подвале без окон — но ведь Победа!

<p>Ожидание</p>

С этим звоном победы в сердце возвращается Вера Исаевна в свой городок на Черниговщине. И снова становится Фирочкой — или верит, что становится. И начинает ждать мужа. Потому что после всего за эти годы пережитого и передуманного такой мелкой показалась ей обида, таким невозможным расставание и такой немыслимой сама мысль, что может найтись сила, которая разрушит их любовь, их семью, заставит его бросить ее и детей! Эта вера во все хорошее не покидает ее ни на миг. Городок маленький, все знают всех, не пересечься на улице невозможно. Случается, что Фирочка видит Нину Алексеевну, чаще всего с маленькой дочкой. Только однажды удалось рассмотреть ребенка, и Фирочка мысленно ахнула: как похожа на Лину в таком возрасте, такая же красавица!

Перейти на страницу:

Все книги серии Биография эпохи

«Всему на этом свете бывает конец…»
«Всему на этом свете бывает конец…»

Новая книга Аллы Демидовой – особенная. Это приглашение в театр, на легендарный спектакль «Вишневый сад», поставленный А.В. Эфросом на Таганке в 1975 году. Об этой постановке говорила вся Москва, билеты на нее раскупались мгновенно. Режиссер ломал стереотипы прежних постановок, воплощал на сцене то, что до него не делал никто. Раневская (Демидова) представала перед зрителем дамой эпохи Серебряного века и тем самым давала возможность увидеть этот классический образ иначе. Она являлась центром спектакля, а ее партнерами были В. Высоцкий и В. Золотухин.То, что показал Эфрос, заставляло людей по-новому взглянуть на Россию, на современное общество, на себя самого. Теперь этот спектакль во всех репетиционных подробностях и своем сценическом завершении можно увидеть и почувствовать со страниц книги. А вот как этого добился автор – тайна большого артиста.

Алла Сергеевна Демидова

Биографии и Мемуары / Театр / Документальное
Последние дни Венедикта Ерофеева
Последние дни Венедикта Ерофеева

Венедикт Ерофеев (1938–1990), автор всем известных произведений «Москва – Петушки», «Записки психопата», «Вальпургиева ночь, или Шаги Командора» и других, сам становится главным действующим лицом повествования. В последние годы жизни судьба подарила ему, тогда уже неизлечимо больному, встречу с филологом и художником Натальей Шмельковой. Находясь постоянно рядом, она записывала все, что видела и слышала. В итоге получилась уникальная хроника событий, разговоров и самой ауры, которая окружала писателя. Со страниц дневника постоянно слышится афористичная, приправленная добрым юмором речь Венички и звучат голоса его друзей и родных. Перед читателем предстает человек необыкновенной духовной силы, стойкости, жизненной мудрости и в то же время внутренне одинокий и ранимый.

Наталья Александровна Шмелькова

Биографии и Мемуары

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии