Локи же уживался вместе со своей разрушительной силой играючи, непринуждённо. Поговаривали, что даже молнии подчиняются ему, а не богу-громовержцу. Правда ли это, я ещё не знала. Однако уже тогда где-то в глубине себя понимала: ничто не проходит бесследно. И я могла только догадываться, как огненная сущность меняет, а то и вовсе уничтожает моего супруга. Как она рвётся наружу, и тогда шаловливые глаза его разгораются гневом, а сильные руки несут боль и разрушение в этот мир. Даже Асгард порой содрогался от проделок двуликого бога, но как часто жители обители богов в самом деле задумывались о том, что настроения вспыльчивого аса значили для нижних миров? Какие ужасные и неукротимые пожары порой бушевали в Мидгарде, вырастая из крошечных искорок? Как давно затихшие вулканы извергались в Муспельхейме, и их беснующаяся лава текла до самого Свартхейма, губя обитателей обоих миров? Даже светлые сады Альвхейма порой пылали от неожиданного удара молнии. Кто был тому виной — неосмотрительный Тор или же злокозненный Локи? И вся эта страшная мощь должна была сдерживаться волей одного существа, как бы силён он ни был. Кому было по плечу выдержать подобное?
Я выдохнула и перевела взгляд на тёмный силуэт чертога Одина. Всеотец ценил выскочку-Локи выше всех остальных. Никому не прощал он стольких ошибок, как полукровке-асу. И если правой рукой его мог считаться Тор, то левой, несомненно, стал бы Локи. Случайно ли, что именно ему отдал он дочь своего любимого сына? Конечно, нет. Могло ли это быть совпадением в мире, который тонкой нитью прядут вещие норны, коим известно даже больше, чем отцу всех богов? Я должна была прикоснуться к этой клокочущей силе, чтобы утихомирить её, но власть страстей была столь заразительна, что отныне и я не могла устоять перед ней. Если половину своего спокойствия и рассудительности я отдавала Локи, то образовавшаяся пустота внутри заполнялась бьющим через край темпераментом моего супруга.
Я, хотела того или нет, начинала ему соответствовать: могла вспылить или закричать, будучи в крайне расстроенных чувствах, иногда ревновала, а порой и вовсе становилась совершенно несносной. Мы разрушительно ругались, а затем ещё более разрушительно мирились. Как долго это могло продолжаться? Мне было неизвестно, становилось ясно только, что наша жизнь никогда не будет спокойной, чинной, текучей, как у других обитателей Асгарда. Нам двоим всё время было отведено ступать по острию клинка, и я сама согласилась на это. Каждым ядовитым словом, каждым резким жестом Локи уничтожал меня, а когда накопившаяся внутри боль выплёскивалась наружу жгучей желчью, отчаянной смелостью, вызовом и страстью, его заинтересованный, подчас восхищённый взгляд собирал меня заново, возвращал к жизни.
Несомненно, мне было жаль ту кроткую и светлую Сигюн, что огненный бог отнял вместе с моей невинностью, но она… Не справилась бы, не выжила в этом золотом дворце, словно в клетке, где каждый (не без влияния своего господина) пытался подмять другого под себя. Та Сигюн, которой я была до знакомства с Локи, умерла в первую брачную ночь: истерзанная, побитая, слабая. Она не смогла бы подняться, не смогла принять свою судьбу, совладать с крутым нравом бога огня, встать с ним рядом плечом к плечу, самоотверженно принимая его слабости и недостатки. Мой выбор был таков: исчезнуть или возродиться из пепла. И я приняла новую себя, на половину полную огня. Ту, что будучи раздавленной господином, потерявшим интерес к своей безвольной игрушке через пару дней обладания ею, поднялась с колен, не покорилась и вновь завоевала любопытство и внимание переменчивого Локи, уважение и симпатию обитателей огненного чертога.
Я не заблуждалась ни минуты: Асгард в целом и золотые палаты в частности были полны красивых и послушных девушек. И любой из них бог огня мог бы владеть, мне уже довелось убедиться в этом. Однако не желал. Почему? Всё очень просто: безвольные и бесхарактерные жертвы не разжигали в нём огонь, не пробуждали интерес. Стоило ему сломить очередную избранницу, как она теряла для мужчины всякую притягательность. Среди их числа я поначалу выделялась лишь высоким происхождением, которое, впрочем, наскучило Локи столь скоро, как только он заполучил желанный трофей. И я ужасно скучала по той наивной себе. Хотя я изо всех сил старалась придерживаться принципов, в которые верила, сохранять порядочность и благочестие, поступать правильно, я, тем не менее, неизбежно менялась. Если я хотела отличаться от многочисленных любовниц, я должна была научиться смотреть на мир его глазами, понимать Локи, как никто другой, и безоговорочно верить самому лицемерному обитателю Асгарда, чего бы мне это не стоило. Даже если моё поведение приведёт в ужас родных и близких, всех, кого я когда-то любила.