Двуликий бог (СИ)

Было так тихо, что я могла отчётливо расслышать стук своего мечущегося сердца. Глубоко вздохнув, я, наконец, осмелилась приблизиться к постели, взглянуть на бога огня. В неверном и переменчивом свете свечей Локи показался мне больше похожим на статую, выточенную из белого камня или светлого дерева, нежели на пламенного аса. Сердце болезненно сжалось и пронзительно укололо меня. Схватившись за грудь, я была вынуждена сесть на край постели, чтобы не упасть. Это оказалось так трудно — видеть его в столь плачевном состоянии. Широкая сильная грудь едва приподнималась, и слабый звук дыхания можно было различить, только чутко прислушавшись. Верные слуги сменили окровавленные одежды, расчесали и заплели волосы, омыли и укрыли тело, но в нём не было жизни, а на бледном лице — хоть какого-либо осознанного выражения.

Мои руки ходили ходуном, и всё же я рискнула протянуть их к мужу, коснуться кончиками пальцев мертвенно-бледного красивого лица. Жизнь ещё теплилась на самом краешке тонких губ, но горячий бог огня остывал, и это внушало мне необузданный страх, первозданный ужас. Уж лучше бы он горел, лучше бы у него был жар, тогда хотя бы было ясно, что он борется, что пылает ярче и упрямее прежнего, но… Локи угасал, и лицо его было почти так же отстранённо и безразлично, как в моём ночном кошмаре. Глаза наполнились слезами, и мир вокруг поплыл, смазался. В первый и последний раз, когда я видела его прикованным к постели страшным недугом, всё было совсем иначе. И хотя глаза его болезненно блестели, он улыбался, насмехаясь над своей слабостью. А теперь?.. Слабость побеждала. Казалось, день-другой, и Скади добьётся своего.

— Мой повелитель, я скучала… — дрожащим голосом тихо приветствовала я супруга. Выражение его лица оставалось неизменным, и если бы оно хоть было безмятежно, но нет: на нём словно замер последний отголосок острой боли и страданий. Казалось, впору задохнуться от горечи и скорби. Слёзы жгли глаза, замерший воздух — горло и нос. Сердцебиение глубоким гулом разносилось по всему телу. Я и сама была ни жива ни мертва, но хотела только одного: быть рядом. Быть рядом всегда, отвела ли нам судьба много лет или всего несколько минут. Я коснулась его прохладной широкой ладони, лежащей поверх покрывала, сжала длинные пальцы. — Я скучала так, будто вечность прошла, ты можешь себе представить? Когда тебя нет, повелитель моей души, всё в мире меркнет, ничто не имеет значения. Ты спишь беспробудным сном, а я уже как будто осиротела. Ты любишь причинять мне боль, но это, мой лукавый Локи, чересчур. Слишком много, слышишь? Если ты уйдёшь, мне с этим не справиться, не пережить…

Голос пропадал, а на губах замирала горькая улыбка. Мне было так страшно и спокойно в одно и то же время. Забывшись, я мягко завалилась на подушки рядом с мужем, осторожно положила щёку на край его сильного плеча, коснулась кончиками пальцев волос. Мне так хотелось обнять его, что было сил, согреть своим теплом, как он всегда согревал меня, но я боялась… Боялась совершить неловкое движение, причинить ему боль. Перевязи покрывали почти всю верхнюю половину его тела, будто не осталось живого места. Множество мелких ран и одна — роковая… В том, что враг сумел нанести её, была только моя вина. Так мне казалось.

Если бы я не повстречалась на его пути, если бы в тот день мы разминулись, возможно, всё сложилось бы совсем иначе. Быть может, Локи стал бы неуязвим для своих врагов. Жил бы своей лёгкой непринуждённой жизнью, сменяя одну красивую молодую любовницу другой, и каждая для него не значила бы ровным счётом ничего, ни одна из них не вызвала бы столь необузданного чувства, чтобы с помощью её жизни и чести можно было манипулировать независимым и гордым богом огня. А я прожила бы свою тихую жизнь, лишь изредка украдкой им любуясь. Но я позволила себе думать, что я особенная, что могу сделать Локи счастливым, подарить ему дом и семью. Да на что я вообще была способна? Госпожа, которая не сумела сохранить ни первенца, ни супруга… Лишь средство злокозненных интриг, приманка в чужих злых руках, роковая слабость…