Двуликий бог (СИ)

Вздохнув и постаравшись отринуть прочь свои страхи и горести, я оправила свободный ночной наряд, расчесала пальцами длинные волны волос и, как сумела, заплела их в широкую косу. Пока Локи хотя бы одной ногой стоял на земле Асгарда, жизнь продолжалась, и я должна была следить за своей красотой. Мысли снова и снова сводились к горячо любимому супругу. Ещё недавно я была в его руках, и он так жарко прижимал меня к пылающей груди, так обнадеживающе шептал, что всё отныне будет хорошо, но стоило мне в это поверить, как всё пошло прахом. И я по нему скучала. Прошло совсем немного времени, но я скучала по Локи так, словно вечность провела в изгнании и одиночестве. И невозможность увидеть любимого аса выбивала у меня почву из-под ног. Я ходила рассеянная, потерянная, словно тень былого яркого пламени.

Так продолжаться больше не могло. Направившись к дверям покоев, я решительно распахнула их, всполошив сонную стражу. Я выбежала из опочивальни, как была, босая, будто боялась, что могу заробеть или кто-то вдруг решится помешать мне. Я была уже на ступеньках лестницы, когда некто ненавязчиво поймал меня за запястье. Это прикосновение было так похоже на то самое, с которого начались все мои злоключения, что я приглушённо вскрикнула и отдёрнула руку, будто обожглась. Сердце вмиг взвилось к горлу, я стремительно обернулась, но нарушителем моего спокойствия оказался всего лишь приставленный к своенравной хозяйке слуга.

— Простите, если напугал вас, госпожа, — смутившись, прошептал верный подчинённый Хельги. Я совсем забыла о нём, а юноша, должно быть, дремал где-то подле моей постели. — Я прошу Вас не покидать своих покоев. Это настояние Хельги.

— Ты меня не остановишь, сколько ни беги вслед, — в тон собеседнику вполголоса отвечала я, поднявшись к нему, чтобы настырный молодой человек мог расслышать мои слова. Должно быть, в тот миг мы походили на заговорщиков. В любом случае, стражники за нами медленно зашевелились, глухо загудели, будто рой неповоротливых пчёл жарким днём. — Это мой чертог, и я здесь госпожа. Я иду в покои повелителя.

— Тогда позвольте хотя бы сопроводить Вас, госпожа? — сдавшись, робко попросил слуга, поднимая на меня взгляд, полный надежды. Его глаза блеснули в полумраке, будто у кошки. Поколебавшись, я кивнула и продолжила свой путь. Юноша держался на почтительном расстоянии позади меня. Признаться, с недавних пор я боялась ходить по золотому чертогу в одиночестве, особенно под покровом ночи. И даже несмотря на то, что едва ли тонкий юный лекарь смог бы меня защитить от какой-либо напасти, в обществе кого-то из слуг мне становилось немного спокойнее. Скоро мы оказались у дверей в мои покои. Сердце пропустило удар, дыхание перехватило. Я волновалась. Мне было страшно снова войти в опочивальню, где произошло вероломное нападение, а затем случился подлый малодушный удар в спину. Мне было страшно увидеть Локи, узнать, что, быть может, всё ещё хуже, чем я могла себе предположить…

Верная стража, приставленная к покоям, бодрствовала. Очевидно, молодые мужи только сменили своих соратников, так бойко они склонились перед госпожой, а затем распахнули двери в покои. Сердце забилось ещё быстрее, и я почувствовала, как решимость отказывает мне, ноги становятся мягкими и непослушными, слабеют руки. Словно ощутив моё смятение, чуткий лекарь услужливо подставил локоть, на который я могла опереться, и проводил внутрь. Опочивальня тускло освещалась огоньками свечей, пламя в камине почти погасло, едва-едва ещё теплилась в нём жизнь. У дверей, прислонившись к стене, дремала утомлённая служанка. Всё казалось мне таким умирающим, слабым, затихшим, что ком горечи и слёз привычно сдавил горло.

Мне понадобилось несколько минут, чтобы справиться со своей слабостью. Я всё ещё не решалась взглянуть в сторону постели, увидеть бессознательного супруга. Поэтому сначала я отпустила измождённую девочку отдохнуть и выспаться, велела одному из стражников растопить камин, чтобы вновь заиграло, уютно потрескивая, в нём живое жаркое пламя, приказала сопровождавшему меня лекарю зажечь все потухшие свечи. Я хотела, чтобы Локи окружала родная ему стихия. Я тешила себя пустой надеждой, что, быть может, хотя бы она призовёт угасающего повелителя к жизни. В момент отчаяния мы становимся уязвимы и больше чем когда-либо нуждаемся в той силе, что дарует вера. Когда все приготовления были завершены, слуги замерли в ожидании за пределами опустевших покоев. Мы остались вдвоём.