Двуликий Берия

Как признает Сухомлинов, само дело на 90 процентов состоит не из подлинных документов и протоколов, а из машинописных копий, заверенных майором административной службы ГВП (Главной военной прокуратуры. — Б. С.) Юрьевой. Где находятся оригиналы, можно только догадываться. Ни один прокурор не позволит представить ему дело без оригиналов. Это неписаное правило прокуратуры. И нарушил его Руденко».

А действительно, почему в деле нет оригиналов допросов того же Берии? Неужели Хрущев и Маленков захотели взять их себе на память и вытребовали их у Руденко? Или, что вернее, многих оригиналов в природе вообще не существовало, а копии, лежащие в деле, были сфабрикованы Руденко и его подручными. Далее, опираясь на тексты опубликованного сегодня подавляющего большинства протоколов допросов Берии, мы постараемся этот тезис доказать. Хорошо известно, что копию документа гораздо проще подделать, чем его оригинал. Те же реальные протоколы допросов Берии наверняка подверглись впоследствии серьезному редактированию. Оригиналы же, скорее всего, за ненадобностью уничтожили. Что же касается протоколов допросов других подследственных — Меркулова, Богдана Кобулова и прочих (а все эти допросы, вне всякого сомнения, имели место в реальности), то и они в большинстве случаев подверглись существенному редактированию, и потому также представлены в деле Берии почти исключительно копиями.

Также по словам Сухомлинова, все показания в судебном присутствии даны в копиях, причем далеко не первых. Он особо подчеркивает, что «по правилам судебного делопроизводства во всех уголовных делах, на каком бы уровне они ни рассматривались, оригинал приговора должен храниться в материалах дела и должен быть подписан всеми членами суда.

В нашем же деле оригинала приговора нет. Куда его отправили, можно только догадываться, а машинописная копия приговора судьями не подписана. Написано «верно», стоит печать Военной коллегии Верховного суда СССР и подпись полковника юстиции Мазура, который возглавлял группу секретарей. С точки зрения судебного делопроизводства все неправильно. Уверен, в делопроизводство суда опять вмешалась «инстанция».

Это что касается приговора. Теперь о протоколе.

Протокол судебного заседания заканчивается указанием о том, что 23 декабря 1953 года в 18 часов 45 минут Конев огласил приговор и объявил судебное заседание закрытым.

Протокол подписан Коневым и всеми секретарями. Без труда можно определить, что этот экземпляр протокола далеко не первый… Короче, не уголовное дело, а сплошные копии». Сухомлинов не задается вопросом, почему вдруг все участники следствия и суда по делу Берии, начиная от генерального прокурора и кончая простым делопроизводителем, стали так дружно пренебрегать всеми нормами следственного и судебного производства. Он боялся признаться себе, что на самом деле Берия мог быть убит еще до суда, поэтому следственные и судебные действия осуществлять с ним в последние месяцы следствия и на суде не было никакой возможности. Материалы бериевского дела это убедительно доказывают.

Почему же суд провели четыре месяца спустя после смерти главного обвиняемого? Потому, что неведомому двойнику требовалось время, чтобы выучить роль, да и от назначенных Берии в соучастники Кобулова, Меркулова и прочих необходимо было получить хоть какие-то показания, чтобы хватило материала для судебного спектакля. И, главное, для приговора, который один только и публиковался в газетах.

Прежде чем понять, когда и как умер «лубянский маршал», я хочу предоставить слово его тюремщику — коменданту штаба Московского округа ПВО майору Михаилу Хижняку. Вот что он сообщил в интервью газете «Вечерняя Москва» 28 июля 1994 года: «…Вышли из здания (Совмина. — Б. С.) генералы Москаленко, Бакеев, Батицкий, полковник Зуб, подполковник Юферев — адъютант командующего, полковник Ерастов. Среди них Берия. В автомашину слева от Берии сел Юферев, справа — Батицкий, напротив Зуб и Москаленко. Тронулись. Впереди — «ЗИС-110», за ним — автомашины с пятьюдесятью автоматчиками. Минут через сорок-пятьдесят приехали на гарнизонную гауптвахту…