Двуединый

— Да. Ну какой из Абеля шпион. Он скорее спрячется ото всех, чем будет втираться в доверие. Я думаю, он и с нами так часто общается только потому, что тебе тогда пришла идея попроситься в одну группу. Так что я давно выбросил из головы подобные мысли.

— Ты все-таки бываешь разумен. Иногда. — Кристина повернулась на сиденье полностью, сев лицом к брату.

— А теперь, когда мы решили, что именно я дурак, ты мне расскажешь? — Кристофер посмотрел на нее умоляющими глазами.

— Расскажу что? — спросила сестра.

— Про Абеля. Он действительно нравится тебе как мужчина? Ты хотела бы выйти за него замуж?

— Я как-то не думала о таком, — улыбнулась Кристина. — Может быть. Во всяком случае, он не вызывает отвращения. С ним можно поболтать. И при таком муже мне все бы завидовали. Но я как-то еще не думала о супружестве. Вообще.

Ла Абель Гнец

Минут десять мы просто шли молча. Пока не покинули территорию академии.

— Я могу спросить? — поинтересовался Штефан.

— Разумеется, — сказал я. — Ты имеешь право на некоторые ответы.

— Ключевое слово «некоторые», я полагаю? — не смог удержаться от язвительности он.

— Ты правильно полагаешь, — поддержал его легкомысленный тон я.

Мы засмеялись.

— Расскажи о своем умении драться, — попросил наконец Штефан. — Я понимаю, что у тебя могут быть свои секреты, но мне бы хотелось иметь некоторое представление о твоих возможностях в свете предстоящей совместной работы.

— Беда в том, что я сам имею лишь весьма отдаленное представление о них. Это не совсем мои умения. Можешь считать меня жертвой некоего эксперимента.

— Проект «Двуединый»? — уточнил Штефан.

— А ты очень информированный. — Я не ожидал этого, но удивлен не был. — Что ты о нем знаешь?

— Немного. В основном общеизвестные факты.

— Ладно. Тогда сейчас ты услышишь историю с другой стороны. — Я погрузился в воспоминания. — Знаешь, я по большому счету не помню ни сам проект, ни то, что было после. Так, обрывки. Отдельные моменты, ощущения, сильные чувства — я ведь был ребенком. Просто однажды у меня появилась подруга. Ее звали Диана. Самого момента нашего знакомства я не помню, и сейчас мне кажется, что она всегда была рядом со мной. А тогда… Как ты думаешь, что чувствуют родители, когда видят, как их ребенок разговаривает с несуществующим человеком?

— Не знаю, — сказал Штефан. — Никогда не был родителем.

— Я тоже не знаю. Но, судя по их поведению, они не обрадовались. Я говорил с Дианой, как шестилетний ребенок может разговаривать с… ну, скажем, трехлетним. Это были не слова — ощущения, образы, интуитивные понятия. У меня никогда не было друзей, а она изменила это. Может, тогда я и придумал ей имя. Рассказать о ней родителям было, наверное, первой серьезной глупостью в моей жизни. Помню, как мать плакала, прижимая меня к себе, и обещала, что меня вылечат от голосов в голове. Из всего сказанного ею я понял лишь то, что они хотят лишить меня Дианы — убить ее. Испытанный тогда страх не могу забыть до сих пор. Со мной работал психо Мирдин. Я выспрашивал его о том, что и как он делает, чтобы понимать, как правильно бороться с ним. Немного странно, но Мирдин всегда подробно рассказывал и описывал свои действия. Он даже учил меня азам и рекомендовал некоторые книги. Возможно, он надеялся, что практика в искусстве психо позволит мне легче перенести последствия столь серьезного вторжения в разум. Не знаю. В любом случае я много читал и практиковал то, о чем узнал, на собственном разуме. Сколько все длилось, сейчас сложно установить. Но где-то от полугода до года. В конце концов мое сознание обрело условную стабильность. Что конкретно из наших действий привело к этому — неизвестно.

— Мм. Я слышал, что тебя лечили три года.

— На самом деле гораздо дольше. Три года прошло, прежде чем в мою медицинскую карту поставили отметку «состояние стабильное, угрозы не несет». То, что мой разум уцелел, вовсе не означает, что Диана куда-то исчезла или что я полностью избавился от проблем ментального плана. Три года, о которых обычно говорится, потребовались на то, чтобы научиться скрывать существование моей подруги: не говорить о ней, не делать странных действий, не выглядеть подозрительно. На то, чтобы полностью упорядочить свой разум, мне понадобилось еще три года после того. Можно достигнуть очень многого, обучаясь по четырнадцать часов в день.

— М-да, — пробормотал Штефан. — Так ты еще и психо, получается? А какой ступени?

— Если брать официальную классификацию, то первой. А если нет, то не знаю. Упорядочивание разума и, как следствие, абсолютная память являются четким признаком четвертой ступени. Но я абсолютно неспособен воздействовать на окружающих, что является обязательным признаком второй.

— Еще и абсолютная память. Ладно, хоть в мозгах не копаешься. А Диана, о которой ты говорил, она сейчас по-прежнему в твоей голове?

— Да.

— То есть у тебя раздвоение личности, и ты, считая себя Дианой, можешь мочить всех, как тех вчерашних парней?