– Если бы ты пробездельничал всё утро, это было бы очень подозрительно. – Она взглянула на часы. – Но сейчас только начало девятого. Так рано ты не вставал с начала каникул.
– Я хорошо выспался, – соврал я. Это утверждение было очень далеко от истины. Я чувствовал себя таким уставшим, что едва не терял сознание. Я достал мюсли, варенье и молоко.
– Будешь завтракать? – спросил я у мамы. Нужно быть вежливым и притвориться весёлым. Ведь если родители обнаружат, что ночью я опять сбегал из дома, у меня будут большие неприятности.
Мама улыбнулась:
– Так ведут себя самые лучшие мальчики в мире!
Мне стало тошно от её радостного тона. Она всегда говорила преувеличенно радостно, когда расстраивалась.
Я достал миску и для неё. Пока мы ели, мама продолжала изучать газету, видимо не зная, что сказать.
Закончив завтракать, я вскочил со стула.
– Ты уже поел? – спросила мама. В глазах у неё стояли слёзы.
Я кивнул. Я тоже понятия не имел, что сказать, и молча отправился в ванную.
Почистив зубы, я вышел в коридор и начал обуваться.
В дверях возникла мама:
– Ты уже собираешься на улицу?
– Иду с Линой и Али на рыбалку, – сказал я, не глядя на неё. И ушёл.
Томми ждал у источника. Он стоял под ветвями большого дуба, как будто пытался спрятаться. Я поднялся по каменным ступенькам. Вообще-то глупо было отправиться на встречу с Томми в одиночку. Я не хотел, чтобы меня побили.
Он высунулся из-под листьев, чтобы убедиться, что на аллее никого нет.
– Как только ты пробираешься во «Дворец», об этом сразу пишут в газетах. – Он говорил и оглядывался по сторонам. – А я ведь много раз просил тебя прекратить. Понимаю, ты на меня давно злишься. Я тебя доставал. Но если полиция поймает папу, то…
Я удивился. Томми никогда раньше не сознавался в плохих поступках. Не испытывал никаких угрызений совести. Наоборот, мне кажется, он гордился своими гадкими выходками. Он обожал дубасить других с противной улыбочкой на губах под всеобщий хохот. Никогда не думал, что Томми коробит собственное поведение.
– Представь, если бы твой отец оказался в тюрьме? – продолжал Томми.
Я не знал, что сказать.
– Твоего отца посадят в тюрьму? – Вот всё, что я придумал.
– Если ты будешь продолжать так себя вести! – Он почти кричал.
Я отступил на шаг назад, опасаясь получить удар в лицо.
– Другие полицейские начинают что-то подозревать, – сказал Томми. – Чем больше пишут в газетах, тем больше достают начальника полиции. А он…
– Но ведь начальник полиции… – начал я.
– Да-да, – кивнул Томми. – Пер участвует. Но как ты всё это докажешь?
Мозаика в моей голове ещё не сложилась. Слишком гнусно. Так люди не поступают, не в моём мире. В том мире, который я знал, взрослые не врут. И не совершают плохих поступков.
– Докажу что? – спросил я.
– Я знаю, что ты пытаешься сделать, – сказал Томми. – Ты собираешься вывести их на чистую воду и стать великим героем. Но не думай, они так легко не сдадутся. Пер ещё хуже, чем папа. – Наверное, Томми думал, что я уже всё понял и придумал какой-то план, потому что он продолжал говорить и говорить: – Картины стоят на чердаке в нашем доме, Они получат деньги от страховой компании. А потом перепродадут полотна. И получат двойной доход.
И тут до меня дошло.
– Твой отец и есть похититель картин?! – воскликнул я.
На такой глупый вопрос Томми отвечать не собирался.
Конечно же, теперь всё стало ясно! Отец Томми и начальник полиции украли очень ценные произведения искусства. Но начальник полиции должен делать вид, что пытается раскрыть это преступление, и поэтому очень удобно свалить вину на нас.
– Не делай вид, что ты этого не знаешь! – Томми был очень расстроен.
В голове роилось множество мыслей. Интересно, а похищение картин – это единственное преступление отца Томми? Картины меня не слишком волновали. А вот Уна и её отец…
– А как насчёт людей, которые бесплатно на него работают? – спросил я.
Томми уставился на меня:
– О чём это ты?
Я нашёл в телефоне фотографию Уны. Что я делаю?! Я ведь обещал ей никому ничего не рассказывать. Уна много раз повторила свою просьбу, и я клятвенно обещал ей молчать. И вот я стою и показываю фотографии сыну директора отеля!
Но я должен что-то предпринять. Так дальше продолжаться не может.
– Уна живёт в подвале «Дворца», – сказал я. – Они с папой и остальными приехали сюда, чтобы поработать летом. Каждому обещали предоставить комнату в отеле и хорошую зарплату, но…
Томми внимательно разглядывал фотографию, явно не понимая, кто на ней изображён. Уну он не узнавал. Я пролистал снимки и показал комнату со спящими мужчинами, показал фотографию отца Уны, выпрыгнувшего из кровати. Красные капли на его майке были почти не видны, и я надеялся, что ошибся, я наверняка ошибся. Серые лица. Двухэтажные кровати. Тарелки с остатками еды. Бутылки с водой. Развешанная на стенах форма. Томи смотрел на всё это, разинув рот, а потом он закрыл его и сощурился. Губы его превратились в тонкую линию. В одно мгновение он преобразился и стал злобным, как и раньше.
– А какое отношение к ним имеет папа? – спросил он.