Дворец и лачуга

Женщина опустила руки.

- Лучше всего быть воробьем, - бормотал старик. - Воробей улетает прочь от пустых закромов, но человеку никуда не деться от своего несчастья... о нет! Воробьята щебечут по целым дням, а мои дети кашляют... Нет, не справиться мне...

- Батюшка! Родной мой батюшка! Не говорите же так! Зачем себя мучить? умоляла дочь.

Старик махнул рукой.

- Что делать, когда дурные мысли сами лезут в голову?

- Батюшка, думайте о чем-нибудь другом. Такой хороший день, солнце пригревает.

- Но наша печка уже давно холодна. Да и на завтра нет ничего.

- Есть еще рубль, батюшка. Поиграйте немного с Элей...

- Элюня больна, о боже! - вздохнул Гофф.

- О, ляля! О, ляля! - закричал ребенок, протягивая ручки за окно.

- Что она болтает? - воскликнул, смеясь, Гофф. - Вот так ляля... Ну-ну!

- Это не ляля, Элюня, это коза, - сказала мать.

- Козя, - повторила девочка.

Лицо старика прояснилось; он пересел со стула на скамью и взял ребенка на руки, говоря:

- Зови ее, Элюня, зови так: козя, козя, бе-е!

- Козя, - повторило дитя, хлопая в ладошки.

- Козя... бе-бе! - кричал старик.

- Бе! - отвечала коза.

- Ха-ха-ха! - рассмеялся Гофф и снова заблеял.

Коза опять ответила.

- Скажи спасибо, Элюня, козе, что она отвечает, - вмешалась мать.

- Сибо, козя, сибо! - благодарила Элюня, подпрыгивая на руках восхищенного деда.

- Попроси, Элюня, козю, чтобы она привела тебе козленка!

- Изленка, - повторило дитя.

Коза тряхнула хвостом, мотнула несколько раз бородой и ушла, а на ее место прилетела стайка воробьев.

- А кысь! - крикнула Элюня.

- А кышь! - вторил дед.

- Скажи, Элюня: воробьи, - учила мать.

- Бобоби! - повторил ребенок.

Дед прямо-таки трясся от смеха; грусть на его лице и в его сердце рассеялась.

- Ну, зови, Элюня: воробей! - говорил старик.

- Болебей!

- Что за ребенок! Что за ребенок! - восхищался дед.

- Попроси, Элюня, деда, чтоб отдал маме челнок, - вставила мать.

- Тельнот! - ответила Элюня.

- Какой челнок? - спросил старик.

- От моей машины, что вы, батюшка, собирались починить.

- Починить? Ну, значит, и починю.

- Батюшка, милый, пусть ее лучше слесарь починит, - умоляла дочь.

Старик помрачнел.

- Думаешь, я не сумею?

- Но...

- Ты думаешь, - продолжал он, все более сердясь, - что старый сумасшедший уже ничего не может, кроме как возиться со своей глупой, как вы ее называете, машиной?

- Разве я когда-нибудь так говорила?

- Бубу! - крикнула девочка.

Лицо старика снова прояснилось; увидев это, мать сказала:

- Проси, Элюня, деду, проси: дай, деда, дай...

- Дяй, деда, дяй! - повторила Элюня.

- Ха-ха-ха! - смеялся старик, отирая выступившие на глазах слезы, - так и быть, отдам уж вам, отдам, раз "дяй"!

В глазах бедной женщины блеснула радость. Быть может, ей подумалось, что починенная машина вернет здоровье ее ребенку и даст хлеб всем им.

- Где же челнок, батюшка?

- Сейчас принесу, - ответил Гофф и, посадив ребенка на скамью, вышел в другую комнату.

- Сегодня господь бог к нам милостив, - шепнула женщина.

Минуту спустя старик вернулся и, отдавая челнок, сказал:

- Ты права, Костуся, это не моя работа. Уж лучше я примусь за свою машину, а когда кончу ее...

На лице дочери появилось выражение тревожного ожидания. Старик заметил это и продолжал:

- Ты опять думаешь, что я брежу? Но не бойся, теперь меня это уже не раздражает, даже не задевает. Достаточно одного доброго слова, чтобы вознаградить за все, а доброе слово мне сказали вон там, видишь, во дворце. Теперь можете болтать, что вам угодно.

Он стал ходить по комнате.

- Обещал, что придет ко мне и окажет мне протекцию, пусть только я кончу! А я кончу, о, кончу!

- Хоть бы пришел, - шепнула дочь.

- Кончу, - продолжал Гофф, - и скажу ему так: "Сударь, - скажу я, - я должен вам кое-что сообщить. Мы, как вы видите, очень бедны... - Говоря это, он поклонился. - Злые люди хотят отнять у нас этот участок и дом. Я спасал его, пока у меня хватало сил, потому что это же приданое Элюни... Но теперь вы должны мне помочь!"

Он говорил это с трудом, прерывающимся голосом, сильно жестикулируя. Глаза его дико сверкали.

- "Господа! Я отдаю вам мою машину, спасение человечества, миллионы! Вы же дайте мне за это... так, пустяки... Только не давайте моим сиротам умереть с голоду".

Он обернулся к оробевшей дочери:

- Может, ты думаешь, что меня не выслушают? А? Ты это думаешь?.. Так ты глупо думаешь! Говорю тебе, что нас золотом засыплют... У нас опять будут дом, огород, коровы... Что? Не веришь?

- Верю, - тихим голосом ответила дочь.

- Дом, сад, коровы... Коровы и ежедневно молоко для тебя и для Элюни... Может, ты не веришь?

- Верю, - опять ответила дочь.

- Дом, сад, покой и уважение от людей... О, покой!..

"Так-так-так-так!" - флегматично поддакивали часы.

В это мгновение солнце заглянуло прямо в окно, и потоки света залили убогую комнатку; одновременно с отдаленной костельной башни донесся колокольный звон.

Старик очнулся.

- Что это?

Похоже было, что этот человек задумался над тяжким сновидением.

Колокольный звон, сперва тихий, то усиливался, то снова ослабевал, уходил, возвращался, словно облетал все усадебки тихого района, и повсюду разносил благословение и покой.