Двор Ураганов

– Жители домена понимают, что вечно так продолжаться не может, Жанна. Рано или поздно какая-нибудь деталь нас выдаст. Факультет заинтересуется, почему якобы больной хозяин, теперь уже постаревший, стоя на пороге смерти, не требует обещанной трансмутации. Если власти заподозрят, что он мертв, то отзовут у матери разрешение на управление, ибо патриархальное общество Луизианы не потерпит, чтобы одинокая женщина унаследовала огромный домен. В день, когда инквизиция переступит порог плантации, наш выстраданный эгалитарный опыт потонет в крови. Поэтому Аньес и Аджиле решили опередить события, взяв инициативу на себя. Они дали мне такое образование, чтобы, став взрослым, я выступил адвокатом их дела. Мама приучила меня к книгам и дала знания о мире; отец научил разбираться в оружии и выживать в природе. Вся община передала мне свою силу, веру и мечты. Долгими вечерами у огня я впитывал легенды Африки, их меланхоличные песнопения, смех. В возрасте пятнадцати лет я был отправлен за моря в Версаль в школу Гранд Экюри, на учебу в которой мог претендовать как единственный сын богатого плантатора Луизианы. Я бился за «Глоток Короля», но желал получить не доступ к крови Нетленного, нет, мне нужно было его ухо. Когда, наконец, получил заветное место оруженосца, то смог выполнить миссию, ради которой пересек океан. Я на цифрах показал Людовику, что свободная плантация Гран-Домен получает больше прибыли, чем порабощенная.

– Ты… ты рассказал Нетленному то, что и мне? – задохнулась я, не поверив своим ушам.

– Только то, что ему необходимо было услышать. Я подозревал, что расписывание всех ужасов рабства ничего не изменит в политике Короля. Вместо этого я рассказал, что Филибер де Гран-Домен ради эксперимента решил временно освободить своих рабов, что это привело к многообещающей экономической модели, что свободная рабочая сила дешевле во всех отношениях. При освобождении рабов их так называемая природная лень исчезает. Дав им средства к существованию, хозяин упразднил свои дорогостоящие обязательства на кормление, содержание, лечение… Эти расходы составляли значительный бюджет. При разговоре с Нетленным я подчеркнул, что благоприятные условия работы на плантации приводят к меньшему количеству смертей. Одним словом, пытался доказать суверену, что, отменив институт рабства, он улучшит экономическое положение колоний в Америке. Я объяснил, что здоровые работники, мотивированные свободой, даже относительной и контролируемой, будут продуктивнее, чем истощенные непосильным трудом рабы. Эти аргументы он, должно быть, оценил по достоинству.

Я чувствовала, насколько выстраданной была речь Зашари, понимала, что временный отказ от борьбы за отмену рабства в пользу экономических вопросов – единственный потенциальный аргумент, чтобы заставить Нетленного уступить.

– «Свобода под контролем» – точная копия лицемерного обещания, которые повелители ночи предлагают простолюдинам Европы, – заметила я.

– В конечном итоге это лицемерие лучше, чем полное уничтожение человеческой личности, которым является само рабство, – возразил Зашари. – Закон о невыезде и комендантском часе невыносимы, но закон плантаторов – это верная, скорая смерть от кнута, линчевания или от отчаяния.

Я кивнула, соглашаясь: здесь он снова прав. Условиям простолюдинов не позавидуешь, но они в сто раз предпочтительнее рабских.

– Десять раз Король обещал, что подумает над моей просьбой, – с горечью вспоминал Зашари. – И десять раз я верил монарху, удваивая рвение в службе, чтобы угодить ему. Когда Нетленный пригласил меня, чтобы сообщить о предстоящей миссии по ту сторону Атлантики, я подумал, что время, наконец, пришло, что он воспользуется случаем и доверит мне королевский указ об отмене рабства если не во всей Луизиане, то по крайней мере в регионе Гран-Домена. Действительно, я получил королевское письмо с печатью, которое должен вручить отцу после окончания миссии в Вест-Индии. Людовик приказал в течение года прекратить эксперименты по освобождению плантаций с тем, «чтобы восстановить порядок в колониях во время текущих политических трений с Англией». Восстановить порядок… Таковы его аргументы, чтобы опутать моих братьев и сестер железными оковами.

Лицо Зашари дрогнуло. Я вспомнила то тягостное напряжение, под прессом которого находился юноша во время трансатлантического вояжа, его бесконечные военные экзерсисы на палубе «Невесты в трауре». Все это время он будто боролся с собственной тенью. Луизианец вез в Америку приговор, знаменующий конец надеждам и чаяниям своего народа.