— Так пока и не случилось проверить, — с легкой усмешкой развела руками Машка. — Нерешительный Даниил Витальевич снова не предоставил такой возможности… А вот ты, я гляжу, времени зря не терял, — заметила она, с хитрым прищуром окинув взглядом мою обитель.
— С чего ты взяла? — состроил морду кирпичом я: на мой взгляд, никаких признаков ночных утех в комнате не осталось.
— Такие вещи мы с Оши считываем на раз, — кичливо заявила длинноножка.
— Чукча не писатель, чукча читатель? — буркнул я, поздновато сообразив, что вышло жестковато: словесная отмашка пришлась аккурат в больное место Муравьевой.
Но та намека то ли не поняла, то ли сделала вид, что не поняла.
— Чукча? — переспросила она, будто бы ничуть не смутившись.
— Чухонская пословица. Не важно, проехали, — отмахнулся я. — Ну, пошли, что ли, завтракать? — поспешил тут же сменить тему.
— Пошли, — кивнула Машка.
Столовая располагалась двумя уровнями ниже, в конце длинного прямого коридора без дверей и, ясное дело, без окон. К моменту нашего с Муравьевой там появления почти все курсанты уже сидели за столом — не было пока только Ясухару со Златкой.
Стол, кстати, оказался круглым, что вкупе с кирпичной кладкой стен трапезного зала и стилизованными под факелы светильниками тут же навеяло мне ассоциации с мифическим замком короля Артура и его легендарными рыцарями. Интересно, а в этом мире есть подобное предание?
«
«Ну, да, наверное», — согласился я.
Свободных мест за «рыцарским» столом пока оставалось четыре: два рядом, между новосибирцем Мартыновым и Змаевич, и по одному — меж Воронцовой с Цой, и между Гагариным с той же Змаевич. Никаких персональных меток над стульями не просматривалось — стало быть, садиться можно было, куда пожелаешь.
Я показал Машке глазами на два места рядом, но она отрицательно качнула головой.
«Лучше оставим их Златке и Тоётоми, пусть вместе сядут», — шепнула через Оши и прежде, чем я успел отреагировать, покачивая бедрами, направилась вокруг стола. Разумеется, не к Цой — к Гагарину, уже давно не сводившему с длинноножки глаз.
У меня же теперь выбор оказался, прямо скажем, незавидный: либо сесть возле хабаровчанки — полагаю, к взаимному нашему неудовольствию — либо лишить Ясухару с царевной мест рядом друг с другом, которые им заочно посулила от щедрот Муравьева. Пока я размышлял, какой из вариантов хуже, в зал как раз и вошли японец с болгаркой. Еще можно было, конечно, их опередить, бросившись к столу со всех ног, но это выглядело бы совсем уже некрасиво. Так что, приветливо кивнув приблизившейся парочке, я обреченно поплелся к одинокому свободному стулу.
— Доброе утро, — буркнул, усевшись.
— Доброе, доброе, — рассеянно кивнула справа от меня Воронцова.
— Здравствуйте, молодой князь, — сухо и степенно произнесла Цой.
«
«Точно?»
«
«Не помню, — признался я. — Ну, хорошо, если так…»
Тем временем «Иванова» с Тоётоми заняли места на противоположной стороне стола, и, едва это произошло, из почти незаметного окошка в стене к нам потянулась вереница наполненных снедью блюд, тарелок, чашек с горячим чаем, а также сверкающие серебром эскадрильи ножей, вилок и ложечек. В воздухе под потолком вспыхнула огнем надпись: «Приятного аппетита!»
— Ну, спасибо, наверное! — пробормотал себе под нос сидевший через один стул от меня, по другую руку от Цой, «Заикин».
Должно быть, он собирался сделать это едва слышно, но так уж совпало, что именно в этот миг утих стук и звон рассредоточившихся по столу приборов, и слова Кирилла разобрали все. Кто-то — кажется, это была Перовская — прыснул. К блондинке присоединилась Муравьева, Машку с готовностью поддержал Гагарин, и через пару секунд хохотали уже все, не исключая и самого «Заикина» — хотя, казалось бы, что тут такого уж смешного?
Так, под молодецкое ржание, и начался наш первый школьный завтрак.