— И давайте по имени друг друга называть.
— По имени — так по имени.
Она откинулась на спинку кресла, положила ногу на ногу. Закрыла глаза, вспоминая.
— Значит, так… С чего начать и не знаю. Только не подумай обо мне, Федя, плохо — я ведь женщина. И незамужняя. Значит, так. Прошлым летом один товарищ — мы с ним приятели еще по работе в райкоме комсомола, теперь он главный инженер — пригласил меня в санаторий. В наш «Светлый яр». Я поначалу отказывалась. Но он — человек настойчивый, уговорил. К тому ж, добавил, мы оба холостые… Да. Ну, в общем, поехали. Отдыхаем, значит, загораем, купаемся, по вечерам танцуем… И однажды вечером мы с товарищем поссорились. Из-за какой-то мелочи. Причем в ссоре задавала тон я. И не потому, что я такая сварливая. Он, понимаешь… Как тебе сказать лучше? Нахальничать, в общем, стал. Ты понял меня?
— Понял, — кивнул Федор.
— Я в конце концов психанула и покинула товарища. Пошла на танцплощадку. Там много веселого народа, там, думаю, скорее в настроение приду. А завтра, решила, уеду… Да. И представь себе, Федя, не успела я вступить на танцплощадку, как меня приглашает танцевать высокий стройный мужчина с залысинами… Чего улыбаешься? Да, да, Севастьянов. Ну, а мне все равно было в тот вечер — с Севастьяновым танцевать, с Ивановым или Петровым… Назавтра мы снова встретились с Дмитрием Ивановичем. Были в кафе. Он поначалу показался мне человеком любопытным, много знающим, знакомым с интересными людьми, в том числе и с одним известным журналистом. — Нелли Васильевна скосила взгляд на Федора, как бы намекая, о ком идет речь. — Но вскоре из него полезло хвастовство — а это не из лучших черт характера. Говорит: «За мной гоняется двадцатипятилетняя врачиха…»
— Не врачиха — медсестра. И ей под сорок, — вставил Шуклин. И покачал головой: «Я-то думал, что Севастьянов только передо мной хвастается. Причем, насколько мне известно, та медсестра вовсе и не гоняется. Просто не отвергает его и разрешает в любое время суток приходить к себе домой».
— Еще говорит: «Развожусь с женой. Она мне сейчас не пара — постарела…»
Федор сдавил до боли виски, сжал зубы. Это же подлость со стороны Севастьянова! Разве можно такое нести о жене, с которой ты прожил более двух десятков лет, вырастил сына? Нет, хоть что пусть случится в его, Федора, жизни, он про Наталью ничего подобного не скажет. Пусть будет ходить в грехах, как в репьях, но до оскорбления близкого человека не докатится.
— Ты чего, Федя, посмурнел? — заметила Нелли Васильевна перемену в его лице.
— Да нет, это тебе показалось… Ну, давай дальше про соседа.
— Дальше — это был первый и последний наш поход в кафе. Я расплатилась с официантом…
— Ты?
— Я. Севастьянов очень долго кошелек искал. И мы простились. Вечером я уехала. Остальной отпуск дома просидела. Вот так, значит… Проходит месяц, другой. И вдруг недели две назад — звонок. Снимаю трубку — мужской голос. «Нелли Васильевна?» — «Нелли Васильевна». — «Это Севастьянов. Помните такого?» — «За которым двадцатипятилетние бегают?» Он, видать, смутился. Замолчал, а потом — жалостливо: «Можно в гости прийти?» — «Можно, — говорю, — я добрым людям всегда рада». Через полчаса приволокся. Улыбается, здоровьем интересуется. Весь образцово-показательный… Ну, посидели мы с ним, он и говорит: «Все, Нелли Васильевна, с женой я развелся. Разные мы с ней люди. Да и не старик я еще». Это в свои почти шестьдесят он заявляет. Я слушаю, смекаю, куда он клонить будет. А он и выкладывает начистоту: «Вот пришел к тебе жить». Фи! Я как взвизгну, как захохочу! Ах, старый хрыч! «Да ты, — говорю, — хоть меня выслушал? Нет? Так слушай: я через пять лет тоже постарею. И ты меня тоже выбросишь на помойку? Нет, дружок, — говорю. — Давай-ка улепетывай». Он начал извиняться. Мол, это он неосмотрительно выразился, мол, конечно, надо подумать, прежде чем сойтись. Погасил мой пыл, короче. Вот тут-то я и вспомнила, как он хвастался в санатории дружбой с журналистом. Говорю ему: «Докажи, что вправду дружишь, пригласи того журналиста на тематический вечер. Да и сам выступи». Он и поклялся: «Не я буду, если Шуклина не приведу…» Вот и привел…
«Выходит, — размышлял Федор, — я сегодня отбил у Севастьянова невесту. Ну и ну! Постой. А когда это он успел развестись с женой? Я что-то не слышал ни от него самого, ни от жены, ни от Натальи (она-то уж знала бы). Нет, Дмитрий Иванович никаких претензий к Нелли Васильевне не может иметь: насильно мил не будешь. И зря он шумел в коридоре, совершенно зря».
Она прижалась щекой к плечу Шуклина.