Двойное дно

И тем не менее… Тем не менее легенд и сплетен про Наума в редакции, да и вообще в городских журналистских кругах, ходит множество. Где правда, где выдумка — никто не знал. Потому что всевозможные слухи Добромыслов частенько распускал про себя сам.

Сидит в фотолаборатории, играет в шахматы с Гугляром и рассказывает:

— Помнишь, Михаил, я в прошлом году в больнице лежал? Шишку на голове мне вырезали. Только, чур, ребята, об этом никому! — предупреждает Федора и Михаила Михайловича, хотя рассказывает эту байку уже не впервые. — Так вот, а перед больницей я познакомился с одной студенткой. Хорошенькая такая, я ее на машине до института подвозил. Договорились встретиться — и тут операция. Тогда я из больницы звоню ей — она на квартире с телефоном жила, комнату снимала. Договариваемся насчет встречи. Студенточка даже навестила меня. Ага. Договорились мы, значит, с ней, и я после больницы заявляюсь к ней в комнату. Она, конечно, стол накрыла, то, сё. Короче, мне понравилось у нее. Сегодня понравилось, завтра понравилось, послезавтра. Зачастил. А у меня ведь, товарищи, жена! Как быть, что придумать? Я и придумал. Говорю Нинке своей: «Мне врачи сказали, что после этой операции на голове мне нужен полный покой». Нинка руки скрестила на груди, испугалась: «Вай-вай-вай! Ладно уж, отдыхай».

— Ох и брехать ты здоров, Наум, — не выдерживает Шуклин.

Добромыслов поднимает на Федора возмущенные глаза.

— Не веришь? Иди у Нинки спроси.

— Я не про то. Про студентку.

— Тебе телефон ее дать, адрес, чтоб подтвердила? Жаль, окончила она институт, по распределению уехала… Шах! — торжественно поставил Наум свою ладью перед королем Гугляра. И, увлеченный игрой, тут же забыл, что только что молол.

Добромыслов в газете с самого ее первого номера — вот уж десять лет. Раньше он сотрудничал в молодежной газете. Переманил его нынешний редактор, человек опытный. «В твои ли годы по командировкам мотаться? А у нас — всегда на месте, всегда дома», — сказал он, и Наум, тут же взвесив все «за» и «против», согласился. Для солидности лишь поторговался малость насчет условий работы.

Через год после Добромыслова пришла в редакцию Инга Кузовлева. Тоже из молодежной газеты, тоже по приглашению редактора.

Инга, Шуклин и Михаил Михайлович — это отдел культуры. Сидит Кузовлева в одном кабинете с Федором, напротив него. Сейчас, когда Шуклин пишет рецензию на спектакль, ее стол пустует. Часов в десять она позвонила Гугляру и попросила не терять ее.

— Я из райисполкома звоню, — ясным — с небольшой картавинкой — голосом сообщила она. — Ордера сегодня должны выдавать.

Ордер — дело важное, необычное. Михаил Михайлович даже обрадовался:

— Вот как! Желаю успеха, и без ордера не заявляйся!

Обычно же от звонков литсотрудницы Кузовлевой Гугляр морщится. То она задерживается на полдня — приболела, то работает дома над статьей, а приносит информацию или ничего не приносит, то очередь в парикмахерской пережидает. Гугляр даже подумывал положить этому конец, да посмотрел на Ингу с другой стороны. Она ведь в редакции одна из тех, кто не считается с личным временем в выходные. Где бы ни попросил побывать ее Гугляр в субботу или воскресенье — на празднике ли проводов зимы, на межвузовском смотре художественной самодеятельности, на городском книжном базаре, Инга принимала задание безотказно. Даже Шуклин, мужчина, иногда придумывал отговорки, а она, безмужняя женщина, имевшая к тому же сына-школьника, никогда не заставляла упрашивать себя. И ради такой преданности газете Михаил Михайлович вынужден был прощать Кузовлевой ее слабости.

Инга была на пять лет моложе Шуклина, учились же в университете они в одно время. Правда, она на очном, а он — на вечернем отделении. Но друг друга немножко знали — в основном по встречам на рабкоровских слетах. Позже, когда Шуклин перешел в многотиражку, а Кузовлева — в молодежную газету, они уже виделись чаще — на вечерах в Доме журналистов, на пресс-конференциях, на журналистской базе отдыха. Одно время Федор даже симпатизировал невысокой, щупленькой, всегда коротко подстриженной Инге. Но порвать с Натальей — у него и в мыслях этого не было.

Работали Инга с Шуклиным исправно, отдел их постоянно отмечали на летучках, редактор ставил в пример атмосферу доброжелательности и творчества в отделе. Гугляр при этом удовлетворенно мял подбородок: мол, знай наших. А размышляя наедине с самим собой, все-таки думал, что между его подчиненными существуют не только деловые отношения. Никогда Шуклин и Кузовлева не ссорились, не доносили друг на друга, на редакционных неофициальных вечеринках всегда сидели рядышком — с чего бы это? Нет, говорил себе Гугляр, меня, стреляного воробья, на мякине не проведешь! Что-то между ними существует. Ну, да аллах с ними, лишь бы это не отразилось на работе отдела.

И не только Гугляр не верил в чистые отношения Инги и Федора. Некоторые любознательные редакционные женщины даже пытались вызвать Кузовлеву на откровенность: что, мол, между вами? Скажи, мы никому не проболтаемся. А она только хохотала: «Честны мы с Шуклиным, как дети…»