Двойная жизнь

Впрочем, Рашпиль вопросов не задавал. И потому, что не полагается, и потому, что самому-то ему хвастаться было особенно нечем. Родители – один за другим – умерли еще на втором году его отсидки, да и не поехал бы он в родной городок, нечего там делать, если уж так и так рвать душу мыслями о сломанной жизни, то лучше издалека. Из Челябинска, где участковый проверял его чуть не ежедневно, Костя в итоге свалил, перебравшись в Нижний Тагил, к неунывающему Морозу. Бог весть почему Гарик после отсидки облюбовал город, который ему явно не слишком нравился.

– Мы из Нижнего Тагила, ниже нас одна могила, – приговаривал он, посмеиваясь.

А вот Костя тут почувствовал себя на своем месте. Это было неожиданно, но очень успокаивающе. Ощущение какой-то основательности, надежности, исходившее от мрачноватых заводских корпусов, от одинаково думающих людей, подчиненных одному и тому же ритму рабочих смен, позволяло, как ни странно, расслабиться. Даже вечно грызущая тоска по тому, что все могло бы быть иначе, по сонной речке, обнимающей крошечный городок, по оркестру в городском саду, по навсегда – вот жуткое слово! – покинувшим его родителям – даже тоска словно утихла. Как зубная боль. Вот только что ныло и дергало так, что хоть по потолку бегай, и вдруг – отпустило. Ну да, если заденешь больной зуб – стрельнет так, что мало не покажется. Но так-то – не болит. Живи да радуйся. А что может вдруг стрельнуть – так нечего в обнаженных нервах ковыряться.

Алекс объявился, как всегда, неожиданно.

– Турбаза – блеск! Солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья! – смеялся он, уговаривая Костю ехать с ним. – Ни тебе труб дымящих, ни, обрати внимание, – он назидательно воздевал палец, – дурацкого графика, когда хочешь не хочешь, а топай на смену. На базе-то сам себе хозяин. Ну работать надо, как без этого, но у тебя ж руки золотые, ты с любой конструкцией «на ты». Опять же отдыхающие – люди небедные, так что к зарплате еще и приварок какой-никакой будет.

На базе Рашпиль прижился быстро: сноровисто чинил походный инвентарь и всякую электрику, вечерами сидел на каменистом обрыве, глядел сквозь полусомкнутые веки на закат, чувствовал, как щеки пощипывают долетающие с раскатов острые брызги. С берега доносились веселые голоса и общий смех: Алекс, душа общества, развлекал туристов. Хотя основная его работа была на маршрутах. Иногда, на легких трассах, помогал приятелю и Костя, хотя с Алексом, конечно, ему было не сравняться, на реке тот был король, артист, виртуоз весла. И бабы, не врал Красавчик, действительно на него гроздьями вешались. Ну и ладно, добродушно думал Костя, зато дай этому виртуозу весла в руки рашпиль, того и гляди всю шкуру сдерет или на ногу шмякнет.

На зиму Костя вернулся в Нижний Тагил. Город вдруг показался ему похожим на зону: серым, мрачным, каким-то зажатым. Так что, собираясь к открытию сезона на базу (как будто это само собой разумелось, даже странно), он прихватил с собой и Мороза, посочувствовав приятелю: вкалывать в душных мастерских посреди дымного города да наливаться по вечерам пивом – не самая радостная перспектива.

Гарик пришелся к месту: база набирала популярность, поток людей, готовых выкладывать деньги за «солнце, воздух и вода – наши лучшие друзья», все прибывал, так что лишний персонал оказывался очень даже не лишним.

Еще через год на базе появилась Наташа.

Поначалу Костя ее и не замечал. Ну бегает какая-то бабенка, ничего так, эдакая кругленькая пампушечка, симпатичная, ну да летом все симпатичные. Вроде поварихой ее взяли, а может, сестрой-хозяйкой – на базе работу от сих до сих не поделишь, тут каждый – многостаночник.

Скажем, для починки ломавшегося пару раз за сезон генератора, который, если по уму, давным-давно просился «на заслуженный отдых», теоретически надо было вызывать из соседнего поселка профессионального электрика. Но это ж теоретически. Как-то само собой разумелось, что раз можно обойтись без пришлых – зря, что ли, у Кости руки золотые? – значит, так тому и быть.

Золотые-то они золотые, но всякое бывает. В этот раз агрегат отказал вечером, поэтому ремонт Костя отложил на следующий день, подключив пока запасной генератор. Запасной был и вовсе дохлый, так что привести в чувство основной нужно было как можно быстрее. Костя, поругивая себя за то, что не стал чинить «машинку» на ночь глядя, немного нервничал – ну как запасной тоже откажет – и потому торопился. А техника любит спокойствие и размеренность, нервности и торопливости не прощает.

Костя уже заканчивал возню с «пенсионером», когда тяжелая отвертка, которую он старался довернуть на пределе усилий, сорвалась с разбитого шлица и вонзилась в левое запястье.

– В-в-вашу!.. – прошипел он не столько от боли, сколько от злости на самого себя. Ну ладно бы зеленым ученичком был, но ему, Рашпилю, так опростоволоситься – фу, стыдоба!

Матерясь сквозь зубы, Костя зажал руку – ранка была невелика, но кровь хлестала щедро, глубоко пропахал, – и попытался ее перетянуть. Ну да, как же, одной-то рукой, да еще зажимая, чтоб не так сильно кровило, разве справишься!