Двойная жизнь

Наташа была не похожа ни на тех, ни на других. Ее серьезность была дружелюбной, улыбчивой, а основательность – естественной, не натужной. Березка вон тоже легко листочками шелестит, а попробуй ее сломай! Вот и в Наташе за легкой готовностью радоваться чему угодно, хоть стрельнувшей из-под камня ящерице, хоть ромашке придорожной, чувствовалось что-то надежное, прочное. Настоящее. Вот, понял он. Она настоящая, не кокетничает и вообще не притворяется никем. Судьба ее не баловала, наоборот, давила и гнула, а Наташа не сломалась и теперь смотрит вперед уверенно и спокойно: раз справилась со всем, что было раньше, значит, и дальше справится. Не то что он сам. Вот вроде мужик, а как началось все нескладно, так и покатилось, так и несет его от невезухи к невезухе, как перекати-поле, которое ни за что зацепиться не может. Или… Или не пытается? Мороз вон тоже такой же непутевый, но у него хоть характер легкий: сегодня здесь, завтра там, ничто его не напрягает, ни о чем не задумывается. Чего, мол, задумываться, наливай да пей. За любым столом с кем попало – хи-хи да ха-ха. Ни о чем не жалеет, и о нем никто никогда не жалеет: был – и нету.

А о нем, о Косте, хоть кто-нибудь пожалеет? Родители – жалели. Но их уже нет, и в немалой степени по его собственной вине. И кто сейчас будет горевать, исчезни он из этой жизни? Хоть кому-то он нужен? Хоть кто-то ему радуется? Да никто. Потому что никому ничего особо хорошего он в этой жизни и не сделал. Вот Алекса разве что защитил. Ну так тот его и не забывает. Хотя тоже еще вопрос, почему не забывает. Непонятный он, Алекс, вечно у него какие-то свои соображения. И вряд ли поддерживает Рашпиля просто из благодарности. Скорее для своих дел почву готовит.

Наташе вот ничего от Кости не надо. Ну, в смысле, никакой выгоды она не ищет. Нет в ней этого бабского, как на базаре, «дай, потому что я тебе даю». И серьезная-то она серьезная, думал Костя, но ханжества в духе «ой, я приличная девушка, докажи серьезность намерений, потом поговорим» тоже ни грамма. Наташа и не пыталась скрывать, что и ее к нему тянет. Ну нормально так, по-женски. По-человечески.

Получив трехдневный отпуск, они двинулись было в маршрут, но, остановившись на уютной прибрежной полянке, так и провели там все время: купались, загорали, валялись в палатке…

Вспомнив этот счастливый отпуск, Рашпиль даже застонал. Какой же он идиот! Ведь так было хорошо, а впереди светило – еще лучше.

Да, вольный казак Костя Седов, суровый, прошедший огонь и воду Рашпиль влюбился, как мальчишка. Да что там – как мальчишка! В юности такого с ним не бывало, а тут… Хотелось делать глупости, носить любимую на руках, дарить цветы, плясать у костра, в конце концов! Оказывается, книжки совсем не врали, так бывает. И книжные герои, когда удивлялись «как же я без тебя раньше жил?», говорили чистую правду! Вот он, Костя, как он мог жить без Наташки? Без ее мягких рук, низкого волнующего голоса, пахнущих теплым хлебом русых волос. Его тянуло к ней неимоверно. И она – отвечала той же тягой, вот ведь штука какая! Наташина щедрость на поцелуи, ласки, нежные слова была необъятной, невероятной. Все три дня у Кости непрерывно кружилась голова. Он думал, как свозит ее в свой родной городок, покажет, где прошло его детство, посидит на могиле родителей – он ведь так туда и не съездил, стыдно было за свою непутевую неприкаянность. Но теперь все, все по-другому. Кончилось тоскливое существование одинокого волка, впереди – дом, Наташа, дети… Да, даже дети, а почему нет? Какой же это дом, если в нем не звенит детский смех?

В танцующем пламени костра Костя точно видел свой – нет, их с Наташей! – будущий дом. И она, кажется, видела то же самое.

– Как бы там дальше ни пошло, а, – она замялась, подбирая слово, – казенной жизни не хочется. Сыта.

– А у меня вроде и родители были хорошие, а я уже все позабыл. Тогда думал… да нет, вообще ничего не думал, не ценил. Что я тогда понимал, сопляк… Профукал свою жизнь, как последний дурак…

О своих судимостях Костя рассказал ей в первый же день «отпуска». Новая жизнь – значит новая жизнь. Все по-честному. Но Наташа не испугалась, наоборот – пожалела его.

– Бедный ты мой, бедный. – Она гладила его по голове и словно баюкала, как маленького. – Ты ведь, выходит, и не виноват. Ну почти. Просто не повезло. Не зря ведь эту, как ее, которая богиня закона, с завязанными глазами рисуют. Вот и получается, что закон слепой, частенько прямо по людям шагает. А может, не закон, а служители его. Не захотели разбираться, проще ведь посадить первого попавшегося – и дело закрыть. А ты просто под раздачу попал. Ничего, теперь мы вместе, а вместе куда легче, если вдруг что. Я наколки-то твои сразу увидела, тоже, знаешь, не маленькая. Но что наколки? Видно же было, что ты хороший… Ты, главное, теперь держись. А то ведь с двумя-то судимостями за плечами за любой пустяк загремишь на всю оставшуюся жизнь…