Всадник увидел его и навел пищаль. Пуля прогудела над головою князя. Он подскочил уже к всаднику, тот уклонился от удара и выхватил саблю. В тот же миг из‑за куста выскочили шесть других всадников и бросились на Теряева.
– Матка Боска! Пан Иезус! – кричали поляки, скача и махая саблями.
Князь, не помня себя, махал чеканом, и тот со свистом резал воздух. Вдруг его конь вздыбился и с криком повалился наземь – подлый удар подсек ему задние ноги. Однако князь успел вскочить на ноги.
– Держись, князь! – раздался в это время голос Эхе, и он бурею налетел на поляков со своими двадцатью воинами. Поляки рассеялись.
Князь перевел дух и весело сказал:
– Нигде не ранен!
– А коня загубил, – угрюмо ответил швед. – Эх, воин! Чуть ты и себя не погубил!.. И все по глупости.
Князю стало совестно.
– Ну, да что, – усмехнулся Эхе, – едем назад скорее, скажем воеводе. Может, тут и засада есть! Эй, Терентий, отдай князю коня, а сам пешим иди. Да сними с княжьего коня сбрую!
И они поскакали с вестью о неприятеле.
Прозоровский приготовился к битве. Он разделил войско на фланги и центр, отвел часть в резервы и двинул вперед артиллерию. Но враг оказался ничтожным: пред крепостью выстроилось все войско – восемьсот жолнеров да человек триста пехоты.
Прозоровский ударил на них и смял в мгновение ока. Они бросились в крепость и на плечах внесли за собою русских. Князь Теряев опьянел от крови, дыма и криков. Как безумный, носился он по узким улицам крепости и бил тяжелым чеканом направо и налево. Кровью залились улицы. Крепость пылала.
Спустя час Прозоровский чинил допрос пленным:
– Знает ли король ваш, что мы войной идем?
– А мы откуда знаем. Пришли холопы, говорят, войско идет. Мы и встали на защиту, а дальше ничего не знаем.
– Вешать! – распорядился Прозоровский, и шестьсот жолнеров были повешены после мучений.
Прозоровский отдохнул неделю и двинулся дальше.
От Шеина прискакал гонец с вестями. Боярин взял Серпейск, Дорого буж и подошел уже к Смоленску, куда ждал и князя.
– Будем, будем! – ответил Прозоровский. – Пусть он Смоленск берет.
Войско двигалось дальше, и Теряев уже увидел войну. Брали Невель, Рославль, Почеп, Трубчевск и Себеж. Поляки, один против десяти, сражались с отчаянной храбростью и жестокостью. Несколько взятых ими пленных вернулось с отрубленными руками и отрезанными ногами. Русские платили тем же.
Однажды Эхе захватил языка. Это был маленький рыжий еврей. Эхе привязал его за шею веревкою и, сидя на коне, привел его в стан. Полузадушенный еврей долго не мог опомниться.
– А ну‑ка, дайте ему плети понюхать! – сказал Прозоровский.
– Ай, ну! – закричал еврей. – Зачем бить! Я все скажу, что знаю! Пусть меня спрашивают!
– Откуда ты? Куда шел?
– Откуда? Меня пан Заблоцкий послал. «Иди, – говорит, – в Смоленск, скажи, что мы идем!»
– Кто» мы»?
– А пан Заблоцкий и его гайдуки!
– Много?
– У – у! Много! – И еврей даже зажмурился и поднял руки.
– А по какой дороге? Далеко отсюда?
Еврей показал. Это были первые поляки, заведомо шедшие на войну.
Прозоровский устроил засаду и врасплох напал на отряд Заблоцкого. Победа далась без труда. Двадцать восемь пушек и восемьсот гайдуков сделались добычею русских.
Ликующий Прозоровский пошел дальше.
– Ежели мы их так бить будем, то, смотри, в январе в Варшаву придем.
– Ну что еще под Смоленском ждать! – говорили другие начальники.
– А будь там не Шеин, что у всех на шее, – ответил Прозоровский, – так Смоленск уже взяли бы.
Был ноябрь месяц, когда Прозоровский с войском подошел к Смоленску, под которым уже стоял Шеин со своим помощником Измайловым и иностранцами.
Прозоровский прошел к Измайлову.
– Как дела? – спросил он Измайлова и стал расхваливать свои подвиги. – А у вас что, Артемий Васильевич? – окончил он.
– И не говори! – Измайлов махнул рукою. – Мы с боярином – что волки в одной яме: одни ссоры. Мы скажем одно, а он сейчас другое, хоть бы сам о том думал раньше. А цари пишут – жить в мире! Беда! Окопались и ждем, когда ляхи одумаются и помощь пришлют. Два раза уже Смоленск взяли бы!
– Ты здесь, князь? – вошел в ставку молодой Черкасский, который был на посылках у Шеина. – Боярин тебя и Артемия Васильевича на совет зовет!
– Будем сейчас! – ответил Измайлов и сказал Прозоровскому: – Пойдем, князь.
В большой палате сидел Шеин. При входе Прозоровского он встал и дружески поцеловался с ним.
– Спасибо, князь, на старании государям! – сказал он. – Садись теперь советчиком нам. Видел Смоленск?
– Снаружи, боярин, крепость добрая!
– Что? – торжествующе сказал всем Шеин. – Говорю и я! Иначе, как измором, не взять ее. Стены не пустят.
– Мы стену‑то, почитай, проломили с юга, – сказал Сандерсон, – чего ждать?
– Ну, ну! А я говорю – измором брать! А созвал я вас на то, чтобы князю место указать! – решительно сказал Шеин.
Все смолкли.
– По мне, стать ему станом на Покровской горе, – решил Шеин. – Ты, Артемий Васильевич, укажи место.