Двоевластие

– Князь, что с тобою? – участливо спросил его немец.

– Оставь! – ответил князь и, отмахнувшись от него, отъехал в сторону.

Представлялась ему Людмила, как проснулась она и его не нашла, как горько заплакала…

«Лучше разбудить ее было бы!» – терзался он, а потом подумал, что тогда он и вовсе не расстался бы с нею.

Кругом стоял неумолчный гам. Бряцало оружие, громыхали подводы, кричали люди, ржали кони, мычали быки, но князь ничего не видел и не слышал, думая о своей любви, о Людмиле, о горькой разлуке, совершенно забывая, что у него в терему, в Москве, оставлена молодая, красивая жена.

VIII В походе

Наперерез главной армии, стягиваясь к Можайску, со всех сторон шли ратные ополчения, от Казани, от Саратова, от Калуги, от Астрахани, от Рязани. Главную силу таких ополчений составляли стрелецкие войска, а подле них группировались повинные ратные люди, отряды которых снаряжали монастыри, богатые помещики, сельские и мещанские общества.

От Рязани вел немалое войско, в тысячу сто человек, стрелецкий голова Андреев, и с ним шел Алеша Безродный во главе своей сотни, собранной в вотчине Терехова.

Андреев вовсе не изменился, только в его лохматых волосах появились серебристые нити да оспенные рябины скрылись под мелкими морщинами. Невысокий, коренастый, неладно скроенный, да крепко сшитый, он представлял собою тип русского воина того времени. Рядом с ним ехал Алеша Безродный, а в стороне, мерно топая по крепкой земле ногами, шла рать.

– Брось кручину, – с убеждением сказал Андреев своему молодому спутнику, – сам знаешь, нестаточное затеял, так надо скорее вон и из головы, и из сердца, а не баловать себя. Вот!

– Да ведь не идет! Я больше про нее, не про себя думаю. Радость ли за немилого идти ей? Сердце рвется!.. – тихо ответил Алеша.

– Стерпится – слюбится! – сказал Андреев. – Не она первая. Девки всякого любят.

– Невмоготу отказаться.

– А надо.

Надо – это понимал и Алеша, но не мог ничего поделать со своим сердцем. Томилось оно у него тоскою по Ольге. Разум подсказывал, что ее свадьбы не миновать, что, может быть, уже совершилась она, а все‑таки какие‑то смутные планы роились в его голове, какие‑то неясные надежда поддерживали его дух.

«В войне отличусь, – думал он, – царь честь окажет. Буду челом бить, чтобы сосватал!»

А если замужем? Он холодел при одной мысли, но опять надежды шевелились в его душе. Может, князя убьют.

«С нами крестная сила! Сгинь!» – и Алеша крестился при этих мыслях, но они снова лезли ему в голову и не давали ни сна, ни покоя.

Даже мысли о войне не занимали его.

– Будешь такой совой бродить, – шутил с ним Андреев, – и ляхи тебя живым заберут!..

У Можайска, у самой границы с Польшей, раскинулись лагерем наши войска, готовясь к вторжению в неприятельскую землю.

В средине была ставка самого Шеина – огромный шатер и подле него у входа хоругвь с иконою Божьей Матери. Вокруг шатра ходили с пищалями стрельцы. Недалеко от его шатра стояли шатры Прозоровского и Измайлова, а там – Лесли, Дамма и Сандерсона. Весь лагерь был наскоро окопан валом и огорожен стадами волов, телегами и пушками.

Рязанское ополчение подошло к самым окопам и было остановлено отрядом рейтаров.

– Нельзя дальше, – сказал их капитан, – надо генералу доложить. Куда поставить, куда послать!

– Да ну тебя! – отмахнулся Андреев. – Иди, говори! Нам бы передохнуть с дороги.

– Откуда? Кто?

– С Рязани, скажи!

– А вы тут стойте!..

Андреев кивнул капитану, и тот ушел.

– Шут гороховый, – сказал Андреев, – поди, в двенадцатом году полякам служил или за свою душу грабил, а теперь у нас! Меч продажный!

– А знатно дерутся.

– Дерутся‑то хорошо, да веры в них нет. Вдруг к недругу и перейдут… что казаки…

В это время вернулся капитан.

– Иди! – сказал он Андрееву.

– Ты за меня побудь, – распорядился Андреев, обращаясь к Алеше, и пошел за капитаном.

Они прошли почти весь лагерь и вошли в палатку Шеина. Боярин сидел за столом с Прозоровским и Измайловым. Андреев снял налобницу, перекрестился на образ, что висел в углу, и низко поклонился воеводам.

– Бог с тобою, – ответил ему Шеин, – откуда? Кто?

– С Рязани… стрелецкий голова Семен Андреев.

– Много людей‑то?

– Своих восемьсот да ополченцев триста будет. Над ними Алексей Безродный, а надо всеми я.

– Пушки есть?

– Две малые только.

– Ну, ну! Станом у заката станете, там место есть, а после с князем Семеном Васильевичем пойдете, – распорядился Шеин. – С ним вот!

Андреев поклонился Прозоровскому. Тот дружески кивнул ему и сказал:

– Приходи вместе с Безродным в мою ставку.

Андреев вернулся и повел свой отряд на указанное место.

– Князь‑то Прозоровский – добрый человек, а боярин не пришелся мне по сердцу.

– Говорят, он воевода хороший, – сказал Алеша.

– А то в деле узнаем!

Отряд рассыпался и стал торопливо устраиваться. Каждое отделение устраивалось в общем лагере своим лагерем. Окопов не делали, но огораживались обозом и ставили у себя сторожевые посты. Андреев с Алешей деятельно хлопотали со своими служилыми, и через три часа утомленные ратники уже сидели за горячим толокном.