Но я никогда не смог бы «стать Гомельским», полностью воспринять его методы. При этом я далек от романтизма, понимая, что в тренерской работе бывает необходимо и «поиграть в политику», и не пренебрегать прагматичными тактическими решениями. Тренер обязан принять на себя ответственность за результат и для этого порой принимать жесткие непопулярные меры. Став тренером, я сам в этом убедился, равно как и в том, что игроки тренером никогда не будут полностью довольны. Нужно уметь нести это бремя, и Гомельский умел. Но для меня все равно политика никогда не имела шансов стать доминантой, вытеснив с первого места системный и творческий подход.
Испытания, которые мне суждено было пройти на 30-летнем рубеже, на стадии завершения карьеры игрока и — в особенности — по ее окончании закалили меня и заставили многое переоценить. Я думаю, что и Александр Яковлевич стал относиться ко мне иначе, с большим уважением. Да, после всех трений и недосказанностей мне было трудно пойти на сближение с Гомельским. Но кто знает: может быть, позднее, доказав самим себе и окружающим верность своим собственным убеждениям, пройдя до конца по своему собственному пути, мы и впрямь смогли бы воплотить мечту многих специалистов и поработать на капитанском мостике вместе?
История не терпит сослагательного наклонения. Такой творческий союз не состоялся и никогда уже не состоится. Возможно, он принес бы обильные плоды. Тем не менее скажу честно, что творчески и по- человечески мне был ближе Владимир Кондрашин. Он тоже стал уникальным явлением в отечественном баскетболе и тоже не сумел избежать серьезных ошибок. При этом, по моему мнению, он понимал баскетбол более глубоко и системно, работал с большим акцентом на долгосрочную перспективу, действовал более честно и прямо, а к людям относился искреннее и правильнее.
Кондрашин был настоящим пахарем, энтузиастом-одиночкой. Он никогда ничего ни у кого не просил, использовал те условия, которыми располагал, подчас просто делая из ...ма конфету. Кстати, возможности для комплектования команды у него были хуже еще и потому, что Кондрашин никогда ничего не выбивал для своих игроков. Он старался создать им приличные условия для тренировок и игр, это правда, а что касается квартир, машин, привилегий, по этой части он был аутсайдером.
Знаменитая «ленинградская школа баскетбола» — это вообще миф. Не было никакой школы — был один Кондрашин, были его энтузиазм, его мужицкая твердость и напористость, его тренерский гений. Это он стал проводить скрупулезную селекционную работу далеко за пределами Северной Пальмиры, находить молодые таланты, начав с неудачного руководства сборной Ленинграда на Спартакиаде народов СССР в 1967-м. Собирать их в знаменитом ленинградском 62-м спортинтернате в более или менее приличных условиях и затем доводить своих мальчишек до уровня мастеров, во всем опекая их и фактически заменяя им отца.
Это он нашел и раскрыл гений Сашки Белова, вместе с которым сотворил для страны олимпийскую легенду. Это он создал по крупицам ленинградский «Спартак», придумал и реализовал — не от хорошей жизни, а исходя из того состава, которым располагал, — единственно верную тактику игры этой команды. Он вывел «Спартак» на уровень постоянного и равного соперничества с суперклубом ЦСКА, располагавшим несопоставимыми возможностями по комплектованию и организации тренировочного и игрового процесса.
Он пришел со своей командой к уникальному с учетом имевшихся у них возможностей достижению — победе в чемпионате СССР в 1975-м. Он на протяжении нескольких сезонов игрой своей команды делал счастливым огромный и незаслуженно обойденный славой город. Все, кто потом трубил о «славных традициях ленинградской школы», в период работы Кондрашина не помогали ему, а нередко и мешали, пока он, стиснув зубы, тянул свою лямку.
Главным тренером сборной Кондрашин стал после «провального» чемпионата мира 1970-го в Любляне, на котором советская команда стала «только» третьей. Видимо, механизм спортивной номенклатуры потребовал каких-то перестановок. Наверное, сохранение главного тренера после двух подряд третьих мест на мировых форумах могло означать молчаливое согласие с тем, что это — наш уровень, а это было категорически неприемлемо. Так «непотопляемый» Гомельский на целых шесть лет ушел с главного тренерского поста в стране.