Читаем ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ полностью

 Идеальным вариантом в этой игровой ситуации было отдать в пол пас Жару, который совершенно один стоит под кольцом американцев. Вариантом похуже — дать пас в борьбу Паулаускасу: это, как минимум, еще несколько секунд и, скорее всего, фолы на Моде. Наконец, самый «рабочий» вариант. Буквально в двух метрах вверх от А. Белова у боковой линии, совершенно свободный, стоит его однофамилец, способный сделать с мячом все, что угодно, но убить эти злосчастные шесть секунд.

 Сколько же раз я потом мысленно проигрывал эту ситуацию! Всего несколько секунд отделяют нас от великой победы. Американцы проиграли, они уже ничего не успеют, как бы мощны они ни были. Получив мяч, я готов его хоть под майку засунуть, но не дать соперникам к нему прикоснуться. Я прекрасно умею подставляться под фолы и с линии уже точно больше не промахнусь.

 Наш успех зашатался несколько минут назад, когда мы не смогли вытерпеть жесточайший прессинг соперника, да и нервное напряжение сказалось. Но теперь справедливость восторжествовала. Мы были достойны победы в этом матче, и было бы нечестно, если бы мы проиграли. Все!

 Такие мысли пронеслись у меня в голове, пока я стоял, полностью собранный на борьбу, ожидая паса однофамильца. Уже сейчас, задним умом, я понимаю, что и утрата лучших игровых вариантов, и чудовищная ошибка Сашки, и все предыдущее развитие событий совершенно закономерны. Это следствие нечеловеческого напряжения, которое мы выдерживали на протяжении 49 минут 54 секунд этого матча. Сейчас понимаю. Но тогда.

 Падая за лицевую линию, глядя мне прямо в глаза, Александр Белов отдает дикий по неточности и нелогичности пас куда-то по диагонали в сторону Саканделидзе.

 Это была катастрофа. Сако абсолютно не был готов к приему того мяча, у него, думаю, и в мыслях не было, что такое игровое решение может прийти Сашке в голову. Его окружают американские игроки, немедленно рванувшие на перехват. Один отсекает нашего защитника от мяча, другой — Даг Коллинз — прерывает передачу, завладевает мячом и стремительно несется к нашему кольцу.

Глубина отчаяния

 В этой ситуации сборная СССР висела на волосок от абсолютной и уже непоправимой гибели. Если бы Сако невероятным усилием не догнал Коллинза и не столкнул его с траектории движения под самым нашим щитом, шансов у нас уже не было бы. Время после забитого мяча тогда не останавливали, и 3 оставшиеся секунды матча ушли бы как раз на то, чтобы подобрать мяч и ввести его в игру. Временем на атаку мы бы уже точно не располагали.

 Саканделидзе спас ситуацию, сохранив для нас пусть эфемерный, но шанс. Приложил он Коллинза от души, тот улетает под стойку и долго лежит на паркете, получая медицинскую помощь, а на деле, конечно, приводя в порядок дыхание перед штрафными бросками. Бросками, которые с величайшей вероятностью принесут его команде новую олимпийскую победу.

 Когда Коллинз встает, глаза у него злые и решительные. Крайне мало шансов, что он промахнется. Тем не менее Кондрашин не потерял присутствия духа в этот момент, когда в одно мгновение рухнуло дело всей его жизни. Рухнуло как никогда близко к своему счастливому и заслуженному осуществлению, по вине человека, которому он доверял больше всех. Но Петрович — профессионал, он будет биться до конца. И в паузе между бросками Коллинза звучит сирена, извещающая судей в поле о том, что советский тренер попросил тайм-аут.

 Коллинз забивает оба. США впервые в этой игре выходят вперед — 50:49. В зале происходит что-то невообразимое. Ликование американцев и их болельщиков не поддается описанию. В этой суматохе никто, включая игроков сборной СССР, не обращает внимание на то, что время после второго броска Коллинза запущено. Тайм-аут нам не дали.

 За много лет игры в баскетбол я хорошо изучил свои возможности и знал, что могу довести мяч до средней линии за 1 секунду. Еще одна — на приближение к трехсекундной зоне и выход на ударную позицию. Наконец, последняя секунда — на бросок. Я знал, что успею. В баскетболе мяч считается забитым, даже если он влетел в сетку после сирены. Главное, чтобы бросок был выполнен до нее.

 Я бросаюсь вперед и, к своему изумлению, едва приблизившись к центру площадки, слышу сирену. Она не может быть сиреной об окончании игры, три секунды явно не прошли. А, вот в чем дело. Петрович заставил судейский столик остановить игру, вырвал-таки зубами свой тайм-аут. Если бы не он, неизвестно, чем бы все завершилось.

 Американцы протестуют, но пока еще не слишком яростно. Таймаут — святое право команды, и они знают это. Кроме того, они верят в свою победу. Теперь это их игра. Мы, будучи профессионалами, это тоже понимаем. Потрясенные и опустошенные, мы подходим к своей скамейке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии

Все жанры