ДВИЖЕНИЕ ВВЕРХ

 И он увидел. И отдал тот уникальный по точности и силе пас, который позволил Сашке в окружении двух повалившихся навзничь американцев принять мяч под кольцом соперника и сохранить все оставшиеся три секунды лишь на то, чтобы спокойно, как на тренировке, положить мяч в кольцо. И Сашка сделал это — именно как на тренировке, причем не в сборной СССР, а в детско-юношеской спортивной школе. Осторожно, даже робко, двумя руками от щита. Одновременно с падением мяча в корзину зазвучала — теперь уже точно в последний раз — сирена об окончании матча. 51:50. Мы победили!

 В момент «золотого» броска я, страхуя Сашку, выпрыгивал на щит, чтобы при необходимости подправить мяч в кольцо. Это было моим последним действием на площадке в том матче — подбор не потребовался. Все было кончено.

 Опустившись на паркет после прыжка, я развернулся и кратчайшим путем пошел через площадку к нашей скамейке. В зале и на поле творилось что-то невообразимое. Рев трибун, объявления диктора, ликование сборной СССР, яростная полемика с судьями американцев — все слилось воедино. Я не побежал ликовать вместе с ребятами, устроившими кучу-малу, у меня просто не хватило бы на это сил. Я только обнял попавшегося мне по дороге Башкина. Запомнил, что его спортивная куртка была насквозь мокрой, как будто это он отыграл этот страшный олимпийский финал.

 Я сел на трибуну за скамейкой сборной СССР и просто сидел, ничего не замечая вокруг себя и ничего не ощущая. Все опять исчезло, вокруг меня была полная пустота. Меня сотрясали сухие рыдания. Все, к чему я стремился, к чему я шел всю жизнь годами тренировок, игр, турниров, скандалов с тренерами и партнерами, — осуществилось. Осуществилось совершенно невероятным образом, после того как мы сначала сделали все сверхпрофессионально, потом надломились и совершили несколько чудовищных ошибок, которыми перечеркнули все свои усилия. И уже когда по всей логике игры в баскетбол у нас не было ни малейшего шанса на успех, — необъяснимо, мистически, но мы выиграли. Это была иррациональная победа, дарованная нам Богом. за что? У каждого — свой ответ на этот вопрос.

 Не знаю, сколько времени я провел в этой прострации. Лишь начав выходить из нее, я заметил, что рядом со мной на трибуне стоит Генка Вольнов и отгоняет от меня болельщиков. Старый баскетбольный волк, наживший на площадке железные зубы и седую бороду, сумевший помочь команде и на своей последней Олимпиаде, — он знал, что для меня значила эта игра, и какова цена такой победы.

Неопределенность

 Успех сборной СССР был выдающимся, невероятным. Скажу еще раз — при всей мощи «Красной Машины», при всей ее нацеленности на золото практически никто не верил, что американцы действительно могут быть побеждены. Думаю, большинство наших игроков, хотя и отдали все для победы, тоже до конца не верили в успех. Впечатления от победы оказались особенно сильными после начисто проигранных последних минут игры и сумасшедшей развязки противостояния. Не удивительно, что мои товарищи, впервые в истории своей страны ставшие олимпийскими чемпионами, на этот раз забыли о сдержанности и ликовали без удержу.

 Все это время у судейского столика шло бурное выяснение отношений. К нам американцы не подходили — мы по-прежнему как будто не существовали для них. Но судей они буквально взяли в осаду.

 Понять наших соперников было можно — несколько минут назад они таким же ликованием встретили ошибочно прозвучавшую финальную сирену, но их радость оказалась преждевременной. Но нужно было знать американцев — они не намеревались ограничиваться скандалом с судьями. Свои интересы они привыкли отстаивать очень квалифицированно, жестко и зло. Особенную ярость они испытывали от того, что поражение от нас в финале Олимпиады было не просто первым поражением в их олимпийской истории. Оно нанесло тяжелейший удар по их самолюбию, амбициям, национальной идеологии.

 Одним словом, когда отшумела первая волна восторгов от нашей победы и баскетболисты СССР, все еще пребывая в эйфории, потянулись в подтрибунные помещения, было уже известно, что Штаты подали официальный протест. Теперь судьбу олимпийского золота предстояло решать спортивным администраторам и юристам.

 В раздевалке советской сборной царила необычная атмосфера. С одной стороны, продолжалось ликование по поводу одержанной победы. С другой — оно уже было омрачено возникшей опасностью отмены результата матча и переигровки. Хотя мы и были полностью уверены в своей правоте, каких-то нюансов до их подробного разбора мы могли не знать. Наконец, уже не только у меня, но и у всех участников этого невероятного матча, похоже, начался «отходняк» от него. По мере развития событий две последние составляющие этого коктейля становились все более преобладающими. Эйфория постепенно заменялась подавленностью.