Движение без остановок

В квартире был занят каждый метр. В ванне мылись. В обеих комнатах шла своя жизнь. На балкон выходили курить. Даже в коридоре стояла небольшая группка народу, но самая толкучка была на кухне. Там одни готовили, другие ели, играла музыка, динамики были встроены в раздолбанную гитару, которая висела на стене.

Что здесь делали все эти люди, зачем приходили они сюда и знали ли, что делают здесь и зачем приходят, понять мне не удавалось. Было видно, что они не снимают эти квадратные метры, как у нас на Якиманке, а идут, как в гости, и остаются на несколько дней. Нас приняли так же, как всех остальных, то есть совершенно равнодушно и естественно, будто мы приходили сюда каждый день.

Гран разговорился с хозяевами и очень быстро занял статус философа. Вокруг него сбился круг внимающих, они задавали вопросы, и Гран обстоятельно на них отвечал. Я осталась не у дел и сидела поодаль с тоской во взоре. А Гран то и дело оборачивался ко мне и его глаза говорили: «Любишь ли ты то, что вокруг тебя?»

Но с каждым часом квартира всё больше давила меня, от бардака и безделия охватило отчаяние, и я чувствовала, что на вопрос этот уже готова во весь голос кричать: «НЕТ!» Эта безалаберность и веселье, всеобщее дружелюбие и равнодушие, эта бесцельная, ленивая жизнь с претензией на поиск её смысла была липка, как паутина, а мне хотелось на трассу, на свободу, и только в движении виделся теперь смысл.

— Зачем тебе уходить? — спрашивал хозяин Грана. — Вон Гоша тоже с трассы к нам свернул, думал, что только переночует. Когда это было? В общем, уже почти месяц живёт.

— Моя жизнь — это движение. Можно свернуть, увидеть новое, но в остановках я не вижу смысла.

— А в чем есть смысл? Нет никакого смысла, — гремел из-под потолка Гоша, атлетического вида великан, на его голом хребте сидел счастливый детеныш.

— Нет смысла, — отвечал спокойно Гран и улыбался. — Есть цель.

Мне не хотелось оставаться, и я принялась теребить его, чтоб нам уходить.

— Ты отделяешься от них, а ты их люби, и тогда поймёшь, — сказал мне Гран, когда, уличив момент и поймав его в коридоре, я гневным шепотом высказывала своё мнение.

— Обычно наоборот! Обычно сначала понимают, а потом любят.

— Ну, а правильно по-другому, — сказал он и ушёл.

Ближе к полуночи хозяева повели нас показывать город. За нами увязались ещё люди, которые постепенно разбрелись. Прохладный, ночной Е-бург был тих, прозрачен и по-киношному нереален. Мы топали дворами, иногда пролезали в дыры в заборах, потом вдруг выскакивали на какую-то площадь, перебегали её, залитую фонарным светом, и снова скрывались в темноте. В конце маршрута мы могли увидеть уникальную клумбу в виде бегемотика или совершенно неповторимую щель в стене. Я очень скоро перестала ориентироваться, шла, еле передвигая ногами от усталости, и всё происходящее напоминало затянувшийся сон. Чадо на плечах хозяина спало, положив голову на панаму.

Когда мы вернулись, все, кто ещё мог, собрались в комнате и читали вслух «Улитку на склоне». Оказалось, это местная их традиция — общее чтение. Было уже утро; я ушла, закопалась в спальник и под мерное бормотание из-за стены стала смотреть на звёзды. Они светились фосфоресцирующим светом и были нарисованы на потолке.

Как же туго пошла дальше трасса! Какой-то мелкий городок Каменскуральский проходили пешком от начала до конца и не могли поймать ни единой машины. Из-под городка нас увезли гаишники после того, как час битый простояли на дороге. На Урале застряли, ночевали в горах, потом шли пешком в поисках удачной позиции, — удачным считается такое место, где нет ни спуска, ни подъёма, а где, скажите мне, такое место в горах? В итоге нас подхватил джип с путешественниками из Перми, но в Пермь нам не хотелось, и мы быстро с ними расстались.

По Башкирии вёз усатый дядя с женой. Мы устали от уральских перевалов, засыпали. Сквозь сон до меня долетал разговор:

— Великий Дух Путей и Дорог покровительствует тебе, а ты и не замечаешь, — говорила жена мужу, и я думала, что это уже сон.

Уфу проходили по объездной.

Уфу проходили по объездной, и, верно, прошли бы её всю, но добрый Дух Путей и Дорог улыбнулся нам — попались два маза, которые везли стеклотару. В МАЗ втроём в кабину не влезешь, нас с Граном поделили, и мы поехали весело, переговариваясь из машины в машину по рации под музыкальное звяканье бутылок в кузовах.

Они высадили нас в Татарстане, и мы поняли, что выиграли у дороги два часа. Их нам хватило, чтобы добраться с молчащим, угрюмым водителем до города Набережные Челны. Он высадил нас на въезде в город, в десяти метрах от пункта милиции. Наши рюкзаки и растерянный вид на пустой дороге привлекли ментов. Офицер сурово разглядывал паспорта, прописки, сверял лица с фотографиями и жевал усы. Для верности пропустил фамилии через базы всероссийского розыска.

Тогда я узнала фамилию Грана — Граневский. Самой спросить, как его зовут, никогда не приходило в голову. Теперь это единственное, что я о нём знаю.