Движда

— Интересно, а пирожки с ливером по четыре копейки здесь есть? — по-своему воспринял окружающий мир Бабель.

— Население тысяч сто, — сделал предположение Платонов.

— Сто восемьдесят, — обиженно поправил проходивший мимо ремонтник в фирменной оранжевой куртке.

— Значит, есть — где развернуться, — иронично порадовался Платонов.

— Далеко ходить и не надо. Вся нужная нам жизнь кипит на вокзале, — скептически заметил Виталий Степанович.

— Так уж и кипит? Вон — кран для заливки воды в паровозы, и там ничего не кипит. Это здание было построено... — Платонов воззрился на дату, выведенную в кирпичной кладке под крышей: — Ого! В начале прошлого века! Мне кажется, нам следовало выбрать областной центр...

— Пойдемте лучше вон к тому магазину, коллега. Мне кажется, это подходящее место для таких... Гм... Как мы.

— А в «аляске» мне жарко. Снега-то нет. Осень нынче, как будто август задремал...

— Еще раз вам повторяю, вам бы телогреечку попроще, а вы вырядились, Константин, как на интервью к губернатору...

— Скажете... В лучшем случае — на сельхозработы.

— Смотрите, — придержал за рукав Платонова Бабель, — кажется, вон наш контингент.

У магазина появились два мужчины характерного вида. На одном из них была надета как раз упомянутая Бабелем телогрейка. Испитые лица рыскали едкими взглядами по округе в надежде увидеть знакомых или наоборот посторонних, у кого можно было бы «зашибить деньгу». Платонов тут же подумал, что этим бы точно не подал, ибо в них чувствовалась внутренняя агрессивность и ненависть ко всему окружающему.

— Точно? — переспросил он мудрого коллегу.

— Куда точнее, — подтвердил выбор Бабель. — Экстрима хотели? Получайте.

— Ну-ну... — покачал головой Константин.

У него оставалось время (пока они приближались к парочке неуверенным, типа прогулочным шагом) проводить визуальное обследование. Один был высокий и крепкий, одетый в заляпанное черное пальто, второй (в той самой телогреечке) малорослый, круглоголовый, из тех, что на подхвате, суетливый и заискивающий, но с тем же презрением в глазах, словно копировал своего товарища. Нет, эти не «сшибали деньгу», не клянчили, эти добывали всеми доступными способами. И чем ближе Бабель и Платонов к ним подходили, тем больше сомневался Константин, что это стоит делать. Бабель, между тем, вышагивал так, будто шел на встречу с одноклассниками через сорок лет. Высокий сразу заприметил журналистов и теперь выжидательно и нагловато смотрел на Платонова.

— Здорово, мужики, — попытался поприветствовать Константин.

— Мужики — в поле, — хохотнул навстречу маленький.

— Здорово, — неожиданно миролюбиво, но без каких-либо эмоций и протягивания рук, ответил высокий.

Дальше требовалась разученная и утвержденная Бабелем легенда, но Константина вдруг понесло в импровизацию.

— С поезда мы.

— Видели, — подтвердил малорослый.

— Ссадили нас. Бухнули... Документы... бабки... короче все... Блин, такие дела. На севере работали. — И зачем-то глянул на часы, забыв, что на руке у него подаренный редакцией на тридцатилетие «Tissot». — Да, на севере, бабки заколачивали, — словно оправдывая оплошность, продолжил Константин, — а теперь хрен знает че делать...

— К мусорам идите, в линейный, — холодно посоветовал высокий. — Справку дадут, с билетами помогут... Наверное...

— Похмелиться сначала надо. Башку ломит. — Платонов достал из кармана мятую тысячу. — Вот, в куртке не нашли. Где тут намахнуть по маленькой можно?

— Да везде, — ухмыльнулся маленький. — Можно в кафе на вокзале, но «У Кузьмича» дешевле будет. Водка не паленая, нормальная. А пирожки везде деревянные.

— Меня Костей звать, — решился протянуть руку Платонов.

— Федор, — ответил тот, что в телогрейке.

— Костя, — нацелил длань в высокого Платонов.

— Виктор, — высокий протянул-таки руку, но так, будто делал одолжение. — Работяги, значит? — прощупал недоверчивым взглядом.

— Ну да, — ответил Константин и сразу почувствовал, что звучит фальшиво. — А это Степаныч, раньше профессором был, но в девяностые — сами знаете — профессоров никому не надо было. — Импровизировал на правдоподобие Платонов.

— Профессор? — протянул руку Федор. — Похож. А на севере че делал?

— Помбуром, — не моргнув глазом ответил Степаныч, и у него получилось куда как правдивее, чем у молодого коллеги. — Ну так как, за знакомство?

— А че — нет? — поддержал вопросом Федор и обратился взглядом за поддержкой к Виктору.

— Можно,— равнодушно согласился Виктор. — А сумки — че? Тоже увели?

Платонов и Бабель озадаченно переглянулись. Ответили почти в голос:

— Ну...

— Понятно. Клофелин, поди. Щас на станциях наклофелиненных хватает. Ходят — память ищут. А че ссадили-то? — он цепко проверял легенду.

— Да вон, — опередил молодого неопытного коллегу Бабель, — Костя бузить начал. Проводнице нахамил, начальнику поезда в морду дал, ментов матом крыл... Понять можно, зарплату за вахту и вещи — все увели. А эти еще предъявлять начали... Чуть не закрыли обоих.

— Так, значит, вам в линейное нельзя. Ребра в воспитательных целях переломают.

— Нельзя, — вздохнул Бабель. — Надо как-то до другой станции. Паспортов-то нет.