– Ясно, – сказал Главный. – Окажите им всю необходимую помощь Якир Иванович! – И давайте обсудим, следующий вопрос…
Больница.
Олег очнулся рывком, повел глазами вокруг. Лежал он какой-то металлической койке в большой обшарпанной комнате с синими облупившимися от старой краски стенами, сверху нависал белый потолок с желтыми пятнами разводов от воды.
В комнате стояло еще несколько кроватей, на каждой из которых кто-то лежал. Лучи зимнего солнца били из больших окон и в этих солнечных лучах танцевали какой-то свой загадочный танец маленькие пылинки, непрерывной рекой скользя в потоках света к каким-то своим неизвестным целям.
Хреновый какой-то рай, – прокряхтел Олег, еле разлепя спекшиеся губы. – Или слишком хороший ад, – аж непривычно!
– О, командир очнулся, – а я только помню громкое БУХ и все отключился.
И в поле зрения Олега очутился Бу́хало, который ковылял на одной ноге, держась обеими руками за костыли. Подойдя ближе к Олегу, – Бу́хало продолжал рассказывать свои впечатления о бое, потом о палате, потом о медсестрах, а потом Олег опять отключился.
Проснувшись уже утром следующего дня, Олег обвел взглядом уже знакомую палату и сказал, как ему казалось громко: – Хочу есть! – его никто не услышал. Он помолчал, собрался с силами и потом как мог громко сказал: – Жрать, хочу жрать!
– Оп-па пацаны, Графит, жрать просит, – послышался чей-то незнакомый голос. Скосив глаза влево, он увидел одного из анархистов со своей базы, но с которым не общался и виделся только при смене с дежурств.
– А мы блин, ждем и ждем тебя, когда ты очнешься и на ноги встанешь, нам брат теперь надо мстить, мстить захлебываясь во внезапной истерике, – начал кричать раненый.
Успокоившись, через пару минут, он снова начал говорить. – А без тебя и обвел рукой всю палату, никто воевать не хочет! – Да, Бу́хало!
– Ага, – послышался голос Бу́хало с соседней койки. – Воевать, не бухать, а командир воевать умеет!
Через пару минут у постели Олега, столпилась почти вся палата, кто мог ходить. – Ты Графит, – продолжил тот же еле знакомый анархист, для нас сделал больше, чем все руководство вместе взятое.
Бу́хало, рассказал, – что ты и предупредить успел и воевал до конца, на тебе пять ранений насчитали, не считая старых. – Ты где уже повоевать так успел?
– Здесь пацаны, здесь, – нехотя ответил Олег. – Позовите, лучше кого-нибудь, пускай поесть и попить принесут! – Мне это, регенерировать надо!
– Чего, чего, – спросил кто-то.
– Что, чего? – Хрен, свой растить надо, а то война закончится, а у меня одни только дырки в теле и те сквозные, ни мозгов не останется, ни достоинства. Мужики застыли в недоумении. – Да ладно пацаны, – сжалился над ними Олег, – шучу я, шучу. Юмор это у меня от контузии, такой «плоский» стал, – пояснил Олег.
– Да, да Графит, – сейчас, доктора позовем, и народ отстал от него. После прихода и осмотра доктором и последовавшей за этим кормежки, Олег снова заснул.
Так и стали проходить его дни, в разговорах с собратьями по несчастью, обследованиях и нечастых процедурах, в приемах не очень вкусной и сытной пищи и прочих не очень веселых развлечениях. Так проходил день за днем, пока Олег не стал вставать с кровати и ходить по палате и всей больнице. Больница была небольшой и очень старой. Медицинского персонала очень мало и все почти пожилые.
Но хирург и лечащий врач свое дело знали и командование анархистов смогло обеспечить их необходимыми лекарствами, несмотря на дефицит всего и вся. Каждый день Олег общался с ранеными, от которых и узнавал неизвестные для него подробности боя.
Байбак погиб одним из первых, Ротор тоже погиб, при последнем штурме, а Козырь был тяжело ранен и почти не подымался с кровати, скорее всего, воевать он уже не сможет. Олег же, несмотря на многочисленные раны и контузии поправлялся достаточно быстро.
Так еще в другой мире Второй, а сейчас ставший Олегом, прочитал книгу об узниках немецких концлагерей, и там описывался реальный случай, когда человек спал возле дверей барака зимой, практически без одежды, голодал и при этом он не болел и не умирал: – но он, правда был сумасшедшим!
Вот и Олег изрядно задумывался, как он каждый раз смог выживать, имея такие раны, вывод, вынесенный самому себе, был суров. – Либо я сумасшедший, либо вторая душа помогла, вместе с могучим организмом от природы, да плюс здоровый образ жизни, вот раны быстро и затягиваются.
Жалко спасали мы только себя в этом бою, вот и нет благодарных спасенных с апельсинами в руках, ни радостно визжащих молодых симпатичных девушек забрасывающих тебя цветами и поцелуями.
– Эх, отвлекшись от таких мыслей, – вздохнул Олег. Как хочется романтики, а вокруг только кровь, грязь, слезы и дикий холод, – да еще тошнотворный запах гниющих ран и грязных от крови и сукровицы бинтов. Может быть, пойти и застрелится?
– Нет! – волна теплого жара гнева ударила изнутри Олега, прокатившись волной от сердца к голове.
– Я, вам суки, еще покажу! – Не для того я пришел в этот мир, хоть и не по своей воле, чтобы просто сдохнуть!