– Тебе нечего стыдиться, – убежденно повторил Стив. – Ты любишь свою семью, воспитываешь детей, у тебя свой дом, где всем тепло и светло. Это такие нормальные, естественные и такие восхитительные вещи! Держись за все это.
– Держись за это, – эхом отозвалась Энни, и вдруг резко, непримиримо добавила: – Нам всем должно быть стыдно! За неслучившееся, за потерянное в суете, за трусость, да мало ли за что!
Стив почувствовал, как близка она ему. Даже прикосновение ее холодных пальцев было для него дороже и важнее, чем многое в той, прошлой жизни.
– Энни, милая, ведь и мне стыдно. И причин тому тысячи. Мне стыдно за свое отношение к людям, за прагматичность, за некоторые деловые качества. Господи, а сколько я лгал! Да я же всем лгал: и бабушке, своей доброй старой Нэн, и Кэсс, и Викки, – всем, кого знал, о ком должен был заботиться.
Энни слышала его прерывистое дыхание, слышала, как он с натугой втягивает в себя спертый воздух.
– Мне стыдно, что я никого никогда по-настоящему не любил. Если бы сегодня ничего не произошло, так и прожил бы еще лет сорок, никому не принося счастья. А ты еще говоришь, что тебе стыдно. Горечь в его голосе резанула ее, как физическая боль.
– Нет, – громко сказала Энни, – нет, Стив. Я теперь тебя знаю. То, что ты говоришь, – неправда.
Наверху, над развалинами, ветер снова принес снег. Колючие хлопья почти горизонтально хлестали лица людей, все еще стоявших маленькими группами вокруг взорванного здания. Ветер трепал оранжевые ленты заграждений, они хлопали, обрывались, и полицейским приходилось отчаянно сражаться, чтобы водворить их на место. Мартин стоял, не двигаясь, глядя на фронтон универмага. Вместе с другими людьми ему пришлось отойти так далеко назад, что теперь у него даже заболели глаза от усилий хоть что-нибудь рассмотреть. Резкие порывы ветра выбивали у всех стоящих слезы.
Стрела крана очень медленно повернулась и снова неподвижно застыла. Принесли лестницы, и их хрупкие на вид концы опять потянулись к вершине фасада. Мартину были видны желтые шлемы спасателей, снующих по лестничным пролетам. Казалось, что они двигаются нестерпимо медленно. Что они там копаются? ПОЖАЛУЙСТА, ПОТОРОПИТЕСЬ! Эта мольба стучала у него в висках вместе с ударами крови. Господи, почему так долго! Сквозь слезы, которые высекал ветер, Мартин смотрел, как с изуродованных останков фасада падают обломки кирпичей. Ему было слышно взволнованное дыхание людей, вместе с ним следивших за сыпавшимся вниз дождем мелких фрагментов стены. Работавшие в развалинах люди останавливались и непроизвольно оборачивались, чтобы взглянуть на быстро оседающую стену, которую, казалось, уплотнившееся небо само вдавливало в землю. Затем, когда пыль относило в сторону, спасатели возвращались к работе. Наиболее крупные обломки арматуры, бетонных блоков, останки ферм и сломанных конструкций относили в сторону.
К этому времени часть того, что было первым этажом, уже откопали. Показались ковры, белые от покрывшего их толстого слоя известковой пыли. Невесомые снежинки, кружась, падали на ковры и тут же исчезали, и снова падали, становясь невидимыми среди кусков извести.
В большом штабном фургоне, стоявшем среди других автомобилей внутри оцепления, полицейский комиссар принимал донесения о ходе спасательных работ.
Было начало четвертого. Быстро темнело. Электрическое освещение было, конечно, уничтожено взрывом магазина, но уже установили передвижную электростанцию, так что свет можно было бы включить в любой момент еще на несколько часов. Работать придется и при электрическом свете.
Пятнадцать минут четвертого. Комиссар резко повернулся к двери и взглянул на то, что натворил взрыв.
Сейчас он мог с большой долей уверенности сказать, где изготовили взрывное устройство, каким оно было и какой силы взрыв вызвало.
С этой минуты комиссар мог бы даже указать, на кого ложится ответственность за содеянное. Единственное, чего он не знал и не мог знать, так это – есть ли еще шанс спасти оставшихся в живых людей. Они были погребены на самом фундаменте здания и находились под обломками уже более пяти часов.
– Трое..? – громко произнес он, ни к кому не обращаясь и не отводя глаз от дверного проема.
Инфракрасная видеокамера обнаружила среди развалин три тепловых источника, соответствующих параметрам человеческого тела. Двое из пострадавших лежали очень близко друг к другу, а третий находился в нескольких ярдах от них.
Эти трое могли оказаться там в момент взрыва, но могли и упасть туда, на фундамент, когда здание разрушилось.
Офицер снова дернул себя за усы – единственный признак волнения, который он допускал. Теперь вопрос спасения людей был только вопросом минут, ну, в крайнем случае, часа.
Опасность продолжал представлять разрушенный фасад, который по-прежнему нависал всей своей тяжестью над местом, где проводились спасательные работы.