Дверь в никуда

У него были длинные волосы. Одет в кожаную куртку, искусно потрепанную и вытертую, как у всех в то время. В этот день он сидел за столиком и сосредоточенно зарисовывал что-то в блокнот. Энни навсегда запомнилась теплая уютная атмосфера бара с гудящими кофейными аппаратами, шумом людских голосов. Она сидела возле огромной кассы, когда парень за соседним столиком закончил рисовать, поднял голову от блокнота, улыбнулся ей и спросил: «Еще кофе?»

Потом он принес два кофе, и когда ставил чашку на столик, она вытянула шею, чтобы подсмотреть, что такое он там рисовал в альбоме. Мартин тотчас прикрыл свой рисунок, но Энни все же удалось рассмотреть неплохой карандашный набросок бара с громадной кассой, двумя блестящими кофейными аппаратами.

Она даже различила за стойкой толстого улыбающегося хозяина. За ближайшим к кассе столиком была нарисована ее подруга, но самой Энни не было видно.

– А почему же ты меня не нарисовал, – смеясь, спросила она.

– Ну, это чтобы не слишком себя выдавать, чтобы никто не догадался, ради кого на самом деле я так трудился.

– А в нем что-то есть, – подумала Энни. В этот момент у нее появилось чувство необычности, неординарности происходящего с ней в этой, такой привычной обстановке. Радостное чувство волнения и ожидания чего-то неизведанного переполнило ее.

Уже спустя годы Энни казалось, что сам воздух тех далеких дней был напоен ароматом этого предчувствия будущего чуда, которое обязательно случится в их жизни. Все это было похоже на захватывающее приключение, и каждый новый день открывал сверкающие горизонты и манил удивительными перспективами.

– Как тебя зовут? – спросил парень. – Мы, кажется, уже виделись в колледже, да?

– Аннет… то есть Энни, – поправилась она. Закончив школу, она навсегда отказалась от детского «Аннет» в пользу «Энни», более подходящего, по ее мнению, для взрослой девушки, студентки художественного колледжа, с ее модным париком и короткими сапожками.

– А я – Мартин.

Вот так они познакомились. Нити их судеб тянулись, тянулись и наконец соединились в первый пробный узелок. Мартин достал из кармана смятый листок. Это был пропуск, выданный университетским обществом любителей кино.

– Смотри, это билет на…. – Мартин назвал известный фильм. – Видела его? – И когда Энни отрицательно помотала головой, сказал: – Ты обязательно должна его посмотреть. Хочешь, пойдем вместе?

При всем их тогдашнем свободолюбии и максимализме они очень легко ладили друг с другом, соглашаясь практически во всем. Он пригласил ее в кино, и она, не задумываясь, приняла это приглашение. А потом он повел ее ужинать в ресторан «Сорренто».

Было еще одно неприятное воспоминание. Она устало брела под дождем по какой-то улице возле Бэтттери Парк, а в кармане у нее лежал адрес Мартина. Он раза два-три пригласил ее сходить с ним куда-то, а потом они перестали встречаться. Возможно, он просто забыл о ней или бросил ее ради другой? Ей было тогда, кажется, лет девятнадцать. Энни вспомнила, как она шла в своем белом нейлоновом плаще, на котором, словно строчки, виднелись капли брызг, и представляла себя Жанной Моро или Катрин Денев, или еще какой-нибудь французской актрисой из фильма про любовь, с такой же, как у них, трагической судьбой и разбитым сердцем. Энни было так жалко себя, такую покинутую! Она шла к Мартину, чтобы посмотреть ему в глаза. Потом она попросит его выслушать ее и скажет ему, что без него она погибнет… В сумке у Энни лежала бутылка вина, и, когда придет время, они откроют ее, выпьют вместе, и все барьеры, все преграды между ними рухнут…

На самом деле этим планам суждено было совершенно внезапно измениться. Она отыскала дверь и позвонила. Ее лицо выражало одновременно и нежность, и печаль, и растерянность, и отчаянную решимость, – словом, все, что должно было выражать лицо Катрин Денев, стоящей перед дверью избранника в ожидании решающего разговора. Мартин открыл дверь, держа в одной руке поварешку. Он посмотрел на нее, и ее сердце забилось, запрыгало, как воздушный шарик на веревочке.

– О, Энни! Это ты! Вот здорово, ты-то как раз и нужна. Заходи!

Она вошла вслед за ним в кухню и в изумлении остановилась, озираясь по сторонам. То, что она увидела, было для нее совершенно неожиданным.

В кухне было полно народу. В основном, там были ребята из колледжа; они сидели кружком вокруг стола и были явно голодны. В центре стола среди разбросанных картофельных очисток, бутылок из-под пива и ситро лежал толстый ломоть поджаренной свинины, уже наполовину разрезанный. Из розовато-красного пореза сочилась кровь.

– Мы тут собрались попировать в домашней обстановке, – объяснил Мартин. – Но мясо, похоже, не удалось. Как ты думаешь?

– Я думаю, что оно еще часа четыре должно быть в духовке, – заявила Энни. Дальше было совершенно невозможно отождествлять себя с Катрин Денев, оказавшись перед куском подгоревшей свинины и лицом к лицу с дюжиной голодных физиономий.

Мартин оживленно потер руки.

– О'кей, сунем его обратно в печь и пойдем в ближайшую пивнушку.