Двенадцатая нимфа

— Не всегда, — огрызнулся Меценат. — Сейчас я говорю правду: вам грозит очень серьёзная опасность!

— Допустим. И что же вам от меня надо? — спросил Вальтер, зевая. — Вы пришли ко мне за деньгами?

— Будто вы и сами не знаете!

— Вам нужна статуэтка, что ли? Так её у меня нет!

Меценат вскочил со стула. Всё его напускное добродушие мигом исчезло.

— Я вижу, что вы не понимаете, когда с вами по-хорошему! Вы не понимаете всего ужаса своего положения! Против вас выдвинуты очень серьёзные обвинения, и вам угрожает тюремный срок в несколько десятилетий! Давайте решим всё очень просто и быстро: вы мне — статуэтку, которую я беру у вас, между прочим, не бесплатно, а за миллион тяжёлых монет, а я вам — свободу! Вы мне, а я вам!

Вальтер привстал на своём топчане, а потом и уселся на нём, свесив ноги и упершись спиною в стену.

— Допустим, что я согласен, — сказал он. — А что вы будете делать со статуэткой?

— Это уже моё дело!

Вальтер сказал решительно:

— Я вам соглашусь продать её только при том условии, что вы мне чётко скажете: что вы с нею собираетесь делать!

— Хорошо, хорошо! Если это вам так нужно, то я скажу!

— Ну?

Меценат собирался с духом. Проговорил:

— В общем… Да вы и так всё прекрасно понимаете!

— Я ничего не понимаю! Говорите!

— Я её переплавлю в своё собственное произведение искусства. Я постараюсь, чтобы оно было на этот раз прекрасным и по своей эстетической ценности превзошло эту самую статуэтку!

— И что дальше?

— А дальше я получу моральное удовлетворение.

— От ощущения своего превосходства над древними эйнами и их культурой?

Меценат молча и подавленно кивнул.

— Да возьмите другое золото и упражняйтесь на нём, сколько вам угодно, но зачем вам именно это?

— Вы, люди, не понимаете одной простой вещи: золото не химический элемент. Золото — священно. Это божественный металл. И, если из него было сделано изображение какого-то божества, то это золото — вдвойне божественно. А если я, любимец богов, сделаю из этого золота прекрасное произведение искусства, то полученное будет божественным втройне! Боги, которым я поклоняюсь, тоже ведь нуждаются в почитании с моей стороны. Я должен оказывать им какое-то уважение!

Вальтер сказал:

— Я раздумал продавать вам свою статуэтку. Идитё к чёрту! Сажайте меня в тюрьму, но статуэтка к вам в руки никогда не попадёт.

Меценат некоторое время сидел перед своим пленником, как громом поражённый. Наконец пробормотал:

— Я так и знал, что этим кончится…

Встал и пошёл к выходу. Возле двери оглянулся назад и проговорил:

— Не надейтесь на то, что вы когда-нибудь выйдете на свободу. — Вслед за этими словами он приоткрыл дверь и выкрикнул куда-то вдаль: — Малыш, подойди ко мне, моё синеволосое сокровище! Зайди сюда.

В камеру вошёл Це-Фон.

— Объясни этому дяде, какие показания ты дашь в суде.

Мальчик, не поднимая глаз, повторил заученные слова.

— Я расскажу, что вы хотели похитить меня и запросить за меня большой выкуп.

— Врать не хорошо — ты разве этого не знаешь? — сказал Вальтер.

— Прадедушка говорит, что врать можно. Его самого нельзя обманывать, а всех остальных — можно.

— Ну и станешь таким же плохим человеком, как твой прадедушка!

Меценат при этих словах только хохотнул.

— Он не может стать ни плохим, ни хорошим человеком. Он, как и я, — мы вообще не люди! На нас ваши законы морали не распространяются!

Вальтеру показалось, что он вспомнил, что-то очень важное, но вспышка памяти тут же в нём и погасла. Он промолчал. А мальчик пожал плечами:

— Зато я стану очень богатым, и всё наследство достанется мне одному.

— Ребёнок правильно рассуждает, — сказал Меценат. — Когда он вырастет, целый мир будет у его ног, и что такое по сравнению с этим ваша жизнь, господин Вальтер? Ведь это даже смешно сравнивать!.. Ну а теперь, пойдём, мой мальчик, помаши дяде ручкой. Он теперь не скоро выйдет на свободу — лет через пятьдесят.

Це-Фон повернулся к Вальтеру и, глядя на него заплаканными глазами, сказал:

— Простите меня, дядя Вальтер! Мне так хорошо тогда было с ребятами в горах. Но наследство — это наследство, сами понимаете!

И дверь захлопнулась.

Время шло, но из внешнего мира не было никаких вестей. На все требования Вальтера позволить ему пообщаться с родными, с друзьями, с адвокатами — он получал только отказ.

— Не положено, — односложно отвечал охранник.

А время шло…

Дверь открылась. В комнату вошли сразу четыре человека. Один из них сел на единственный в камере стул, а трое других остались почтительно стоять у него за спиною.

Вальтер кивком головы ответил на их приветствие, окинул их равнодушным взглядом и сказал:

— В прошлый раз вы и одеты были по-другому и сидели на каких-то ковриках, которые прихватили с собою. Что-то случилось, что вы поменяли свои правила? Что же?

Господин Фунакосий ответил: