"Две жизни" (ч. I, т.1-2)

— Ещё есть время одуматься. Доползи сгорбленным до дома и три дня не имей сил разогнуться. Обдумай, во что вступаешь. Обдумай, кого вызываешь на бой. Ещё есть время, ещё можешь всё искупить. Сиди без языка и движений и думай. Опомнись или пеняй на себя за всё, что последует. В последний раз милосердие дарит тебе зов и возможность исправиться.

Ананда догнал нас, оставил И. с Жанной, ласково обнял меня и сказал:

— Мужайся, мой дорогой. Так много испытаний упало на тебя сразу. Боишься ли ты? — спросил он меня.

— Месяц назад меня перепугала Хава. Но турка я не испугался и вообще ничего в вашем присутствии не боюсь. Я только молю Флорентийца помочь мне в страшные минуты — если они будут, — привести мой организм в полное спокойствие, быть работоспособным.

— Браво, друг, — рассмеялся Ананда. — Ты мне напомнил рассказ капитана, пораженного твоим весёлым смехом в самый ужасный момент бури. Теперь и мне стало весело от твоей храбрости.

Я не успел ничего ответить. Через несколько минут мы уже стояли перед сэром Уоми и Хавой, шедшими нам навстречу с пристани.

После первых радостных приветствий мы усадили Хаву, Жанну и И. в экипаж. Слуга сэра Уоми, нёсший за ним два больших чемодана, положил один из них в экипаж, и кучер натянул вожжи.

Сейчас сэр Уоми показался мне несколько иным. В лёгком сером костюме, в белой шляпе на тёмных вьющихся волосах, с тростью какой-то особенной формы, он легко шёл рядом с державшим меня под руку Анандой. Он отказался от экипажа, сказав, что с большим удовольствием пройдётся с нами пешком. Но прежде он обернулся к своему слуге и спросил, не тяжело ли тому будет нести вещи. Слуга улыбнулся и, положив, как игрушку, чемодан на плечо, ответил, что и десять вёрст прошагать с такой поклажей сущий пустяк.

Встречать нас вышел князь. Против обыкновения лицо его было расстроено, хотя приветствовал он сэра Уоми с большой радостью, даже восторгом, так ему свойственным.

Мы пропустили сэра Уоми и Ананду вперёд. Не сговариваясь с князем, мы оба поняли, что хотим что-то сказать друг другу.

— Князь, — шепнул я ему, — к обеду надо непременно дыню. Восточный мудрец без дыни немыслим, — повторил я слова кондитера, вдруг уверовав в них как в несомненную истину.

— Ах ты Господи, я совершенно об этом забыл! Сейчас побегу распорядиться, — засуетился князь. — Но, Левушка, это поправить легко. А вот вещи те проклятые всё лежат в комнате до сих пор. Я ношу ключ в кармане, чтобы никто туда не вошёл. Ананда трогать не велел, и я боюсь его ослушаться.

Мы стояли перед крыльцом Ананды и, должно быть, имели вид заговорщиков, потому что услышали его весёлый смех: — О чём вы так таинственно шепчетесь, друзья? — О том, что лежит на полу, — ответил я.

Лицо Ананды стало серьёзно, он бросил нам: «Подождите» и вернулся к сэру Уоми. Прошло, вероятно, минут десять. Князь успел распорядиться насчёт дыни и вернуться назад, раньше чем на крыльце показались оба наших друга.

— Не волнуйтесь, князь. Конечно, всё это очень неприятно, но страшного для вас и вашего дома здесь нет ничего. Вот я вижу у стены стоит лопата. Возьмите её с собой, она нам пригодится, — сказал сэр Уоми князю.

Князь очень удивился, но не сказал ничего и взял лопату. Через несколько минут мы были в комнате и остановились возле сверкавшего на полу розового браслета и узкого ножа. Сэр Уоми, взяв у князя лопату, подобрал на неё обе вещи, достал из кармана коробочку вроде табакерки и высыпал из неё какой-то жёлтый порошок, густо покрывший браслет и нож.

— Отойдите, Левушка, станьте за моей спиной, — сказал мне сэр Уоми. — А вы, князь, спрячьтесь за Анандой.

Когда мы исполнили его приказание, он поднёс спичку к лопате и отодвинулся.

Порошок ярко вспыхнул, вскоре послышались шипение и треск, а потом, точно разбитое стекло, с каким-то стоном разлетелся вдребезги нож. Дым и смрад разошлись по всей комнате, и Ананда во всю ширь распахнул дверь на балкон.

— Вот и всё. Теперь эти вещи ни для кого больше не опасны, Бедный Браццано решил, что он колдун и владеет тайнами средневековья, обладающими несокрушимой силой. И, как всегда, при встрече с истинным знанием все злые тайны, не представляющие ничего другого, кроме гипноза той или иной силы, разлетаются в прах, — задумчиво обводя нас своими фиолетовыми глазами, говорил сэр Уоми.

— Теперь, Левушка, вы можете взять браслет, он абсолютно безвреден, а по красоте это вещь изумительная. — Сэр Уоми засмеялся и с неподражаемым юмором продолжал: — Можете хоть Анне надеть его на её прекрасную руку. Надо только протереть, он закоптился. Возьмите вот этот флакон и протрите камни.

Он подал мне небольшой флакон, я смочил носовой платок и протёр браслет. Больше такой вещи я уже никогда не видел. Вероятно, Браццано ограбил какую-нибудь гробницу египетских фараонов. Думаю, что в коронах европейских королей не было ни подобных камней, ни оправы.

Я собрал жалкие остатки искривленной, ставшей совсем чёрной стали на лопату и выбросил с балкона в сад, а браслет подал сэру Уоми.