Две повести

— Послушай, — перебила его Антошка, — а почему бы нашему факультету не взять с собой таких же? Мы же комплектуем экспедиции?

— Разумно! Толкни идею в комитете, поддержим. Такие эксперименты провели уже многие вузы, и все — с отличным результатом. Вообще, Антоша, ты удивительно быстро соображающий ребенок.

Если бы Илья знал, какие соображения возникли в эту минуту у Антошки, он бы не обрадовался. Для нее это был прекрасный деловой повод связаться с Анатолием, посоветоваться с ним. Может быть, он доверит студентам кого-нибудь из своих, хотя бы того же Леньку Шрамова. Имя этого Леньки то и дело всплывало в его беседах с Ольгой Васильевной и Маратом Ивановичем.

Антошка оживилась, ласково улыбнулась Илье.

— Погоди, а что вы там считаете? Ты тоже собираешься?

— Нет, это другое. Это уже наше. Понимаешь, не все же уезжают с экспедициями. Многие не хотят или не могут. Вот мы и решили создать тут, неподалеку от города, лагерь. Отобрали самых-пресамых, по спискам милиции. Ходили по квартирам, по общежитиям. Уговаривали, обрабатывали. Набрали. Разбили по отрядам. Во главе каждого — командир и комиссар из нас — студентов.

— Ты комиссар?

— И я комиссар. — Илья покосился на нее, не смеется ли. Нет, она была серьезна. — Нашли остров на озере, рядом с одним совхозом. Создаем свое хозяйство, спортивный комплекс.

— Но ты же собирался на каникулы домой.

— Отложил. Это интересней... Вот, сидим составляем сметы. Собираем с миру по нитке. Ниток много. Военные дали палатки и обмундирование, моряки — лодки, Досааф — машину. Все нужно предусмотреть — чашки, ложки. И без денег не обойдешься.

— Ты мне покажешь?

— Что? — не понял Илья.

— Лагерь. Мне интересно. И мама будет рада, ей это знаешь как важно! Я приеду и расскажу.

— Ты меня просто осчастливишь. Добивай экзамены, и махнем. К этому времени в лагере установится кое-какой порядок. Первый отряд уже уехал. Вот будет здорово!

Илья схватил ее за руку и долго не отпускал. Он говорил, захлебываясь от неожиданной радости.

21

Юшенков был человеком слова. В изолятор он поехал. Если бы Игорь Сергеевич увидел его в этих стенах, он не узнал бы любезного помощника прокурора: строго-замкнутое лицо, гневно сжатые губы, начальственный тон. Работники изолятора ему не подчинялись, но он имел право надзора за их деятельностью и в случае каких-нибудь нарушений мог доставить немало неприятностей.

А нарушения обнаружились на первых же шагах. Правда была на стороне Рыжова — его сын сидел в одной камере с двумя ворами и хулиганом.

— Что это значит? — допытывался Юшенков, постукивая костяшками пальцев по табличке с фамилиями заключенных. — Кто это додумался посадить мальчишку-фарцовщика с вором-рецидивистом? Пришел ко мне родитель жаловаться, я его высмеял, а он, оказывается, больше меня знает.

— При рассадке мы учитываем не только статьи, по которым они привлекаются, но их характеры, и степень педагогической запущенности.

— Опять! — сердито оборвал его Юшенков. — Как что, так педагогическая запущенность. Придумали отговорку. Это не педагогическая запущенность, а административная распущенность. Произвол!

— Разрешите пояснить, товарищ Юшенков, — вмешался Анатолий, обменявшись взглядом с Георгием Ивановичем.

— Что тут пояснять, когда нарушение налицо?

— Дело в том, что мы часто сталкиваемся с фактом психологической несовместимости. Казалось бы, по инструкции двум парням надо бы сидеть вместе, а на деле не получается — обязательно перегрызутся или какую-нибудь пакость учинят. Взять хотя бы того же хулигана Серегина. С кем только мы не пробовали его помещать. Сразу же создает в камере нетерпимую обстановку. Мы знали, что нарушаем инструкцию, когда определяем его в камеру, где сидит рецидивист Утин. Но другого выхода у нас не было. Мы пошли на этот шаг в порядке опыта, и не ошиблись. При Утине он стал ниже травы. Потому что сам Утин на переломе. Он и сам о своей судьбе задумался, и соседей по камере думать заставляет. Мы поэтому же из всех возможных вариантов и для Рыжова выбрали камеру Утина.

Юшенков умел неожиданно раздвигать губы и сменять начальственное выражение лица умильной улыбкой этакого многоопытного человека, сочувствующего слабости своих оппонентов.

— Ты стихов не пишешь? — спросил он у Анатолия. — Или за романы возьмись. Развел психологию... Глупость все это! Твое дело изолировать до суда, чтобы не смазать дело. А как изолировать, кого с кем, на то есть инструкция, ясная и точная: воры с ворами...

— Наша задача, как политработников, не только изолировать, но и воспитывать, — как бы немного стесняясь, что приходится такие истины напоминать представителю прокуратуры, сказал Георгий Иванович. — Иначе нас разогнать нужно бы.

Улыбка с лица Юшенкова слетела так быстро, как будто он проглотил ее.

— Воспитывайте! Сколько угодно! А нарушать закон, устраивать цирк Дурова, сажать в одну тележку волков и овец — не позволю! Сегодня же пересадить Рыжова.

— Куда? — спросил Анатолий.

— Думайте! Мое дело указать нарушение, ваше — исправлять.