Две недели в сентябре

Вторая фотография оказалась веселой: Дик и Мэри, в купальных костюмах, держались за руки и заходились от смеха – Дик уже не мог вспомнить, над чем именно они смеялись. На третьей был Эрни с яхтой под мышкой, нахмурившийся непонятно зачем, а еще один забавный снимок запечатлел мистера Стивенса в маленькой полосатой кепке Эрни, с сачком в одной руке и булочкой в другой. Увидев это, Эрни согнулся пополам и так расхохотался, что мистер Стивенс умолк и посмотрел на карточку еще раз. Не допустил ли он промашку и не вышел ли кадр смешнее, чем хотелось?

Следующим из конверта достали отличный портрет миссис Стивенс; они тайком сфотографировали ее, когда она сидела в шезлонге на пляже и вязала, и им не терпелось сделать ей сюрприз, когда они вернутся. На последнем снимке была просто пустая “Кадди”, двери которой были распахнуты, чтобы она казалась как можно больше.

– Глядите! – сказал Дик. – Можно даже название над дверью прочитать!

– Я никогда не видел такого четкого снимка, – отозвался мистер Стивенс. – Он даже лучше, чем фотография Пушка на подстилке.

– Ты имеешь в виду ту, которую мы сделали на лужайке?

– Да, в прошлом году.

– Эта намного лучше – такая четкая, что почти можно камешки пересчитать.

В целом карточки получились удачными, но на каждой в правом верхнем углу темнела странная полоска, похожая на травинку, – видимо, что-то прилипло к объективу, потому что на всех фотографиях было одно и то же. Это не испортило кадры, но мистер Стивенс решил, что проверит фотоаппарат, прежде чем снимать дальше.

Дик и Эрни в последний раз полюбовались карточками, а потом мистер Стивенс убрал их в конверт и со вздохом сунул в карман. Как же некстати это чаепитие! Было бы куда веселее отдыхать в тени старой доброй “Кадди”, сонно наблюдая за толпой. Выпить чаю в собственной гостиной, даже без пирожных, в сто раз приятней – но что вышло, то вышло, ничего не поделаешь…

– Пошли, ребята, – весело сказал он, – пора нам привести себя в порядок. Уже почти три.

Он думал о том, какой замечательной будет вечерняя прохлада, когда они наконец освободятся, особенно если чаепитие пройдет хорошо…

Нет ничего ужаснее, чем надевать жесткий воротничок после недели свободы в открытой рубашке для крикета. Шея кажется шершавой и теплой, а воротник – тугим и холодным. Мистер Стивенс решил не слишком наряжаться и надеть только воротничок, галстук и синий саржевый пиджак вместо спортивной куртки; он выбрал серые фланелевые брюки и белые туфли, потому что на море даже во время чаепития было бы глупо выглядеть слишком по-лондонски. Ему потребовалось немало времени, чтобы пригладить волосы и сделать аккуратный пробор, потому что всю неделю он ходил с непокрытой головой. Он всегда надеялся, что волосы станут лучше расти, если предоставить их ветру и солнцу, но почему-то, когда снова наставала пора расчесывать и смазывать их, они всегда как будто редели, и на расческе их оставалось довольно много.

Дик тоже надел воротничок и галстук, но остался в школьном пиджаке и фланелевых брюках, и мистер Стивенс почувствовал гордость за сына, когда тот спустился в гостиную. Дик отлично выглядел и казался посвежевшим.

Миссис Стивенс, которая выбрала свою лучшую блузку и чистый кружевной воротничок, была разочарована, когда Мэри появилась в светло-голубом платье. – Почему же ты не надела новое в цветочек? – воскликнула она.

– И так хорошо, мам, – сказала Мэри с легкой улыбкой. – Ни к чему одеваться слишком нарядно. Это же просто чаепитие.

Миссис Стивенс нерешительно посмотрела на Мэри и наконец согласилась: Мэри умела хорошо выглядеть в чем угодно, так что это не имело особого значения. И все же отказываться от красивого платья в цветочек было глупо – оно как нельзя кстати подходило для такого важного события.

С Эрни не было никакого сладу. Одежда, в которой он ходил на море, для чаепития в приличном обществе совершенно не годилась, и ему велели надеть синий саржевый костюм, в котором он приехал, – лучший его костюм, но Эрни его терпеть не мог.

Пиджак, конечно, стал ему немного тесноват – через несколько лет Эрни явно должен будет перерасти всю семью, – но миссис Стивенс была уверена, что он нарочно набирает в грудь побольше воздуха из чистого упрямства.

– Вот, смотри! – жаловался он. – Не сходится! Ну мам, давай я надену что-нибудь другое!

– Ты должен выглядеть достойно, – в двадцатый раз повторила миссис Стивенс. – Ты же не хочешь, чтобы отцу было стыдно за тебя? Не выпячивай грудь, несносный ты мальчишка!

К половине четвертого они были готовы, и маленькая гостиная напоминала зал ожидания на вокзале: они сидели молча и всякий раз, услышав вдалеке шум автомобиля, с тревогой косились на окно. Дважды они действительно слышали, как по дороге кто-то проехал, но это были всего лишь фургоны торговцев. Дик и мистер Стивенс то и дело приглаживали волосы и оттягивали пальцем неудобные воротнички. На самом деле за ними должны были заехать только без четверти четыре, но, как справедливо напомнила миссис Стивенс, мало ли что – машины ведь ездят быстро.