Две недели в другом городе

– Во-первых, ей было одиноко. Она не способна находиться одна. Во-вторых, она почувствовала, что ее акции падают. Ей не повезло с двумя-тремя картинами, и режиссеры стали приглашать других актрис на роли, которые она хотела бы сыграть. Нет нужды говорить тебе о том, сколько в ней было честолюбия. Я понимаю, какую боль она испытывала. Она панически боялась постареть. Мне кажется, Карлотта пыталась в постели укрепить свою пошатнувшуюся веру в себя. А для этого всегда мало чьей-то одной постели. Приходится их часто менять.

Делани кивнул. Он задумчиво почесал голову, взъерошив просоленные тонкие рыжеватые волосы.

– Ну, Доктор, – произнес он, – похоже, в рентгеновском снимке нет нужды. – Диагноз ясен. А что скажешь о себе? Какие у тебя планы?

– Я собираюсь расстаться с Карлоттой. Я не в силах помочь ей. Если я останусь, я возненавижу Карлотту. Мое терпение иссякло, – сказал Джек.

– Я знал еще в 1944 году, что когда-нибудь ты придешь ко мне и произнесешь подобные слова, – заявил Делани. – Однажды я был на вечеринке. Карлотта тоже там присутствовала. Она подошла ко мне и сказала: «Морис, говорят, ты самый лучший мужчина в этом городе».

Делани безжалостно рассмеялся.

– Конечно, это не соответствовало действительности, – произнес он, – но ее слова прозвучали как приглашение.

– Не стану спрашивать тебя о том, что произошло позже, – тихо промолвил Джек.

– Да, – сказал Делани, – не стоит.

Они остановились и посмотрели на волны. Пеликаны, не двигая крыльями, периодически взмывали ввысь на пенистом зеленом буруне.

– Возможно, у них есть свои причины проводить весь день подобным образом, – сказал Делани, кивнув в сторону птиц, – но, скорее всего, они просто рисуются; они как бы говорят: «На песке мы не слишком красивы, зато на гребне волны мы очень хороши». Они, наверно, тайные члены актерской гильдии.

Он плотнее запахнул полотенце. Пляж продувался северным ветром, густой туман поглощал солнечные лучи.

– Ты не хочешь перебраться к нам? – спросил Делани. – Летом здесь прекрасно, в будни людей практически нет, ты сможешь залечивать в тиши свои раны. Над гаражом есть комната для гостей; мы даже не будем видеться, если ты не захочешь.

– Спасибо, – поблагодарил друга Джек, – но я собираюсь поехать сначала на восточное побережье, а потом, возможно, и в Европу.

– Будешь там сниматься?

– Нет. Кажется, я не хочу больше работать в кино, – медленно произнес Джек. – Все равно, с моим теперешним лицом не приходится рассчитывать на прежний успех.

Он коснулся рукой челюсти.

– Найдутся роли и для тебя. Вроде той, что ты отверг в прошлом году. Возможно, сразу тебе не удастся получить главную роль, но со временем…

– Какой из меня теперь актер, – сказал Джек. – Ты ведь сам это знаешь, да?

– Ну…

– Знаешь, – твердо повторил Джек.

– Да, – согласился Морис.

– Ты предлагал мне ту роль по дружбе.

– Отчасти, – произнес Делани, – да.

– Кино меня больше не интересует, – сказал Джек. – Возможно, в этом виновата война. Не знаю. Все это кажется мне ерундой. Актерство – неподходящее занятие для взрослого мужчины вроде меня. Наверно, я думаю так потому, что я никогда не был настоящим актером. Я попал на съемочную площадку случайно…

Он пожал плечами.

– И с легкостью покину ее.

– Что ты будешь делать в Европе?

Ну, я тут поговорил с парой людей, – смущенно произнес Джек, – из общества квакеров… они занимаются беженцами, инвалидами. По-моему, сейчас в Европе косметические дефекты лица не мешают человеку. Мы с таким усердием крушили там все, что сейчас не грех заняться восстановлением… Делани засмеялся.

– Неверная жена, как никто другой, способна подвигнуть человека на добрые дела, – заметил он.

– Окончательное решение, – сказал Джек, – я приму в Нью-Йорке.

– Как у тебя с деньгами? – спросил Делани.

– Мне платят пенсию, – ответил Джек. – Сто девяносто долларов в месяц. Ну, еще я буду получать заработную плату. Перед войной, когда я был богат и не знал, что делать с деньгами, мой агент заставил меня приобрести кое-какие акции и облигации. По его словам, с той поры их стоимость возросла втрое. Я могу выручить за них от ста до ста двадцати тысяч долларов… с голоду я не умру.

– И все же как обидно… Делани огорченно покачал головой.

– Мы так прекрасно ладили, ты и я. Нам все удавалось.

Казалось, нам всегда будет сопутствовать удача. Но дело было не только в везенье. Мы владели великим секретом. Не лгали друг другу и умели работать вместе. Проклятая война, – тихо, с горечью произнес он. – Всю войну я строил для нас планы. Я думал, что, когда ты вернешься, мы создадим независимую компанию и покажем всем, как надо снимать фильмы. Если бы в 1945 году ты вернулся со своим прежним лицом, нам был бы гарантирован успех, все спешили бы вложить деньги в наше предприятие…

– Но в 1945 году я не вернулся со своим прежним лицом, – сказал Джек.

– А теперь, – произнес Делани, задумчиво потирая рукой щеку, – у меня нет средств на трехминутный ролик, рекламирующий презервативы.

– Тебе известно, Морис, – сказал Джек, – что это временные трудности. Многие хотят заполучить тебя.