Две недели в другом городе

Джек, – произнесла она, – не избегай меня. Пожалуйста. Я хочу тебя видеть. Как забавно – спустя столько лет мы в одной гостинице… Ты не пригласишь меня на ленч?

– Не могу, – ответил Джек. – В полдень у меня деловое свидание.

– А что ты собираешься делать до этого времени? – Пойду на экскурсию.

– Куда?

– В Сикстинскую капеллу.

Это была первая достопримечательность Рима, о которой он вспомнил.

– Потрясающе. – сказала Карлотта. – Я решила пойти сегодня утром именно туда.

– Когда ты это решила?

– Две секунды тому назад.

Она засмеялась. Ее смех был сдержанным и дружеским.

– Можно к тебе присоединиться?

«Почему нет? – подумал Джек. – Я испытал в Риме все, только вот не ходил в Сикстинскую капеллу со своей бывшей женой».

– Я спущусь в вестибюль через пятнадцать минут. Ты успеешь собраться?

Конечно, – ответила она. – Ты же помнишь, как быстро я одеваюсь.

«Помнишь», – мысленно повторил Джек, опуская трубку. Женщины используют это слово вместо дубины.

Он направился в ванную и во второй раз за это утро с помощью пены превратился в седобородого старика.

Она уже находилась в вестибюле, когда он вышел из лифта. Карлотта беседовала с какой-то женщиной и не сразу заметила его; он получил возможность разглядеть ее внимательно, увидеть, что с ней сделали годы. Она поправилась, и черты лица стали более мягкими. Красота ее померкла, но, уходя, она не оставляла за собой следов горечи и озлобления. Каким-то чудесным образом время превратило ее из той неврастенички, какой она была перед их расставанием, в крупную, жизнерадостную матрону. Глядя на Кар-лотту, оживленно болтавшую со знакомой, Джек подумал, что, если бы сейчас его попросили описать ее внешность, он назвал бы Карлотту миловидной женщиной.

Ее волосы, знакомые со всеми оттенками голливудской гаммы, сейчас казались натурально-светлыми. Элегантный темно-серый костюм плотно обтягивал ее пышную фигуру. Рассматривая улыбающееся гладкое лицо Карлотты и ее чересчур женственные формы, Джек вспомнил слова одной француженки: после тридцати пяти приходится выбирать между лицом и фигурой. Можно сесть на диету, заниматься гимнастикой и сохранять стройность, зато лицо тогда вытянется, на нем появятся морщины. А можно позволить себе немного располнеть и тем самым сохранить гладкость лица. Карлотта явно остановилась на втором решении. И правильно сделала, подумал Джек.

Когда он приблизился к ней, она познакомила его со своей собеседницей, княгиней Миранелло, женщиной с большим ртом, обнажающимися деснами и бек-бейским акцентом; церемония представления избавила Джека и Карлотту от скованности и неловкости первых мгновений встречи.

– В час идем на ленч, – сказала Карлотта, обращаясь к княгине.

– О, – произнесла женщина, бросив на Джека взгляд, казавшийся ей кокетливым, – у тебя есть более приятное общество…

– У меня нет более приятного общества, – сказала Карлотта. – Значит, в час.

Она взяла Джека под руку, и они вышли из гостиницы.

– Кто это? – спросил Джек.

– Она из Бостона. Моя старая подруга. Все о тебе знает. Наша с тобой встреча здесь показалась ей ужасно трогательной…

Голос Карлотты звучал легко, оживленно.

– Ты ужасно тронут?

– Ужасно, – ответил Джек.

Он увидел Гвидо, ждавшего Джека возле машины, стоящей на противоположной стороне улицы, и помахал итальянцу рукой. Гвидо тотчас сел в автомобиль и, развернувшись, подрулил к отелю.

Она тебя уже видела, – сообщила Карлотта. Вчера вечером, в ресторане с двумя мужчинами. Она тебя внимательно рассмотрела и сказала, что ты производишь впечатление счастливого человека.

– Старая добрая Мэгги, – сказал Джек. – Великий знаток людей.

– А еще она нашла тебя очень красивым, – поведала Карлотта без кокетства в голосе. – Она сказала, что ты, похоже, будешь прекрасно выглядеть еще лет двадцать, и спросила меня, почему Я от тебя ушла.

– И что ты ей ответила?

Я объяснила, что это ты ушел от меня, – сказала Карлотта.

– Просто поразительно, – заметил Джек, – как сильно могут различаться показания очевидцев одного и того же события.

Гвидо подъехал к двери. Джек помог Карлотте сесть в автомобиль, а потом сам залез в него.

– Cinecita? – спросил Гвидо.

– Сан-Пьетро, – сказал Джек.

Гвидо посмотрел в зеркало заднего вида, дабы убедиться в том, что Джек не шутит. Затем включил скорость и выехал на улицу.

По дороге в Ватикан Карлотта рассказывала о себе. Ее голос звучал торопливо, дружелюбно, словно Джек был старым знакомым, не более того, с которым можно непринужденно посплетничать. Карлотта сообщила о том, что через год после окончательного развода с Джеком она вышла замуж за Катцера, хозяина студии. Джек кивнул. Он читал об этом и даже собирался послать поздравительную телеграмму, но потом все же не отправил ее.

Катцер развелся со своей прежней женой, отдав ей почти миллион, и женился на Карлотте.

– Я была в глубочайшей депрессии, – спокойно, без эмоций В Голосе поведала Карлотта, – когда ты уехал. Мне предлагали только самые жалкие роли, а моя репутация пала так низко, что я получала приглашения лишь на сборища алкоголиков, наркоманов и гомосексуалистов.