Две любви

Жильберт слышал чудесные рассказы о константинопольских садах и огорчился при мысли, что находится так близко от них и в то же время не может туда попасть. Он попробовал оторвать цепь от носа лодки, но не успев в этом, попытался сломать замок; однако железо было очень крепко, а замок оказался прочен. Впрочем, цепь была слишком коротка, чтобы дать возможность челноку доплыть до конца стены, если бы его спустить. Мысль взглянуть на сад сделалась неотступной, как только он открыл серьезные затруднения и убедился, что лодка не может ему служить помощью. Он готов был рискнуть жизнью и целостью членов своего тела, лишь бы осуществить свою фантазию. Однако несколько минут размышления заставили его понять, что это предприятие представляет большую опасность, так как охрана сада была строгая. Фундамент, на котором сложена была стена, был на несколько пальцев выше уровня воды и достаточно широк, чтобы служить Жильберту опорой, если бы он мог только держаться, стоя около стены, с помощью одного из весел. Жильберт попробовал пройти с предосторожностью, ставя одну ногу за другой и упираясь веслом в противоположную стену. Он ни на минуту не задумался, что тайное вторжение в сад императора рассматривается, как преступление. В несколько минут он достиг края стены и вступил на землю по другую сторону стены.

Три маленьких террасы вместо ступенек вели от берега моря до уровня сада, наполненного толстыми тенистыми деревьями. Хотя стояли первые дни августа, но каждая терраса была покрыта цветами различного оттенка розового, светло-желтого и бледно-голубого. Никогда Жильберт не видел таких красивых цветов. Когда по узким ступеням, выведенным вдоль стены, он очутился на прекрасной площадке, простиравшейся на тридцать шагов и усыпанной белым песком, на котором не позволялось лежать ни одному сухому листу, то увидел под зелеными деревьями скамью из мха, которая казалась зелено-бархатной под лучами солнца, пробивавшегося чрез листву. Вдали, между стволами деревьев виднелись блестящие белые мраморные стены. Жильберт несколько колебался, затем медленно приблизился к моховой скамье. До сих пор он не заметил в саду никаких следов живого существа, но по мере приближения он стал замечать маленькую светлую точку, которая, по-видимому, была не чем иным, как уголком полы темно-синего плаща, находящегося у подножья толстого дерева. Кто-то сидел там. Он стал приближаться с предосторожностью, почти не производя шума, пока не удостоверился, что это была дама. Она сидела на земле и была поглощена чтением книги. Он не помнил, чтобы ему приходилось за всю свою жизнь слышать о других женщинах, умевших читать, как только о двух. Одна из них была королева Элеонора, другая Беатриса - одинокий ребенок, покинутый в уединенном отцовском замке; она научилась кое-чему от капеллана и любила пробегать некоторые рукописи в библиотеке замка.

Жильберт Вард родился столь же хорошим охотником, как и воином, и лишь только его палец сделался настолько сильным, что мог натягивать тетиву лука, он уже преследовал по лесам оленей.

Шаг за шагом, от дерева к дереву он приближался с кошачьими ухватками, испытывая от своей ловкости почти детское удовольствие. Через минуту дама пошевелилась, но для того, чтобы посмотреть в противоположную сторону. Наконец, когда он уже находился от нее в двенадцати шагах, скрытый только тонкой веточкой, она взглянула прямо на него, и свет упал на ее лицо. Он знал, что эта дама его видит, и, однако, если бы дело шло о спасении его жизни, он не смел двинуться, так как это была Беатриса. Несмотря на их долгую разлуку, несмотря на перемену, происшедшую в молодой девушке, он знал, что не ошибся, так как черные глаза, пристально смотревшие на него, говорили ему, что его тоже узнали. Они не выражали ни страха, ни удивления, а на ее лице показалась милая улыбка. Он был так счастлив видеть ее, что мало думал, или даже совсем не думал об ее впечатлении. Она не была красавицей в обыкновенном смысле слова, и без ее подвижного выразительного лица она едва ли могла назваться хорошенькой в присутствии королевы Элеоноры и большинства из трехсот придворных дам. Ее чело было скорее круглое и полное, чем классическое, а густые черные брови, слегка изогнутые и сближенные, придавали ее лицу некоторую суровость, а самим глазам почти патетическое выражение. Маленький нос, совсем неправильной формы, и слегка приподнятые ноздри придавали ее лицу своеобразный вид независимости и любопытства. Широкий рот прекрасной формы был создан скорее для печальной, несколько горькой улыбки, чем для веселого смеха. Маленькие уши красивой формы полуприкрывались темно-каштановыми волосами, которые в детстве были почти черные, теперь они падали на ее плечи широкими волнами, согласно введенной королевой моде.