Две Юлии

Меня окликнули. Яша стоял, ухватив ручки тележки, за ним тлела и фыркала одноцветная куча лежалых листьев, а рядом его чудесный дедушка в рабочих перчатках опирался на шестипалые вилы.

XXV

Я снова сидел на мостках. Узкая полоска воды, которую можно было покрыть двумя рывками браса, с противоположным берегом, заплетенным тростником, щебетом и солнцем, была настолько полна блаженства — (ведь именно течение и неудержимый блеск воды больше всего похожи на остановку в раю), — что, когда я услышал нарочито громкое приветствие старика, то вжал голову в плечи, надеясь тут же исчезнуть для всех и все-таки продолжать любование.

— Здравствуй, племя молодое, незнакомое! — еще разок гаркнул он надо мной с завидной постановкой голоса, которая у бодрых стариков пропорциональна угасанию слуха.

Я все еще исчезал, досматривая косицы воды, сплетенные за вышедшей из воды еловой веткой, но вежливость уже отвинчивала мою голову в сторону владельца здешних прелестей, и улыбка потекла по моим губам, как водянистая акварель.

— Мы все-таки уже знакомы, — пытался я поправить цитату, которую школа давно сделала прозой.

Он сел рядом, спуская ноги поближе к воде, и выпрямился, как лорд: маленькая носовая горбинка, чуть выступающая нижняя губа. Взглянув снова, я опять увидел небритый подбородок странного старика, который умеет быть неприятным, кончик носа разбух от наплыва синих и красных жилок, к тому же его украшали три седых волоска, бьющие струйками одна над другой. Солнце над ним посмеивалось, обводя и щетину, и каждый волосок, и каждую жилу. Сказать ему, что здесь у его ног — редчайшая красота, и он сощурит глаза, качнется несколько раз всем корпусом, так что сомнения и тайной убежденности в чем-то будет больше, чем согласия со мной.

— Младое, незнакомое… — продолжал он. — Не с Яшей ли вы учитесь? Думаете, вам дадут всю главную информацию о мире? А? Философия — это, по-вашему, наука? Она кажется больше других наук, так как разлетается в пространстве. Это, дорогой мой, диффузия газообразных состояний, так как твердые предметы своей формы не меняют.

Много вопросов, но они задавались медленно, я сразу ощутил вялость. С ним, действительно, заведомо не хотелось спорить. Зато я воспитанно похихикал.

— Я и свою математическую линию не провожу, и другим не даю. Я сам точно знаю, что не знаю ничего окончательного! Хороший Пушкин. Вот он хороший! Непонятно, отвечает ли он на какой-нибудь из моих вопросов — к жизни, к себе, к Богу, — а, посмотри-ка, все, что он говорит, — чистая правда. Нигде не ошибается! Как это так?

— Я как раз изучаю литературу, — зачем-то вставил я. — У меня тот же университет, что у Яши, но другой корпус.

— Ну-у? — протянул Яшин дедушка, и это снова было двусмысленно: удивление от неважной новости или немного жажды поиздеваться. — Как ваша наука зовется? Ах, точно, филология. В мои времена вас называли «фил-олухи». Знаете эту шутку?

Мой многократный кивок — почти без усталости.

— Вот я прочитал Пушкина первый раз еще в школе. Ничего особенного не вынес, но учительница у нас была добрая.

Заметьте, не хорошая, а добрая. То есть мозги нам не отбивала, как другие, так что кое-где они у меня остались прилепленными к черепу. Это была большая мясорубка, сразу в школе — по всему живому. Я выбрал математику, как науку самую безопасную. Угадайте, чем мы там занимались с учителем?

Последовал мой заинтересованный кивок.

— Ну? Ну же, чем? — продолжал методичный математик.

— Читали что-нибудь хорошее? Редкие книги, например. Или он вам рассказывал о своей жизни.

Говоря это, я не давал себе труда сделать усилие и был уверен, что попаду в точку, что мое воображение вспомнит даже чужое прошлое, даже если ему лет шестьдесят.

— Да нет же… Нашего математика за это сразу бы кто-нибудь сдал. Ни за что! Он у нас один оставался постоянным учителем на всю школу. Его никто не трогал. Поэтому я с ним так подружился, что смог ходить к нему в гости, и мы стали просто друзьями. Разница в возрасте — всего лет десять. Так, смотрите сразу: нить разговора надо ловить и держать крепче всего остального. О чем я спросил?

Я совсем не испугался, что ошибусь и выдам не то припоминание. Вопрос был озорной и сам по себе предполагал мою ошибку.