Дважды два

Вивиан вышла, а я увидел на лице Лондон невообразимый страх и тревогу. Первое, что мне захотелось сделать, так это броситься за Вивиан и объяснить ей, как жестоко прозвучали ее слова. Мне следовало бы отреагировать сразу, а теперь было уже поздно: Вивиан спускалась по лестнице, а Лондон плакала навзрыд, поэтому я прошел в комнату, сел на кровать и раскрыл объятия для своей дочери.

– Иди ко мне, детка, – шепотом позвал я, и Лондон подошла. Обняв дочку, я почувствовал ее дрожь.

– Я не нарочно испортила платье, – всхлипнула она.

– Знаю. Давай сейчас не будем об этом.

– Но мама же сердится.

– Скоро успокоится. У нее был трудный день на работе. Но все же она очень гордится тобой – ведь у тебя так хорошо прошел первый день в школе.

Постепенно рыдания начали утихать, сменяясь судорожными всхлипами.

– Я тоже горжусь тобой, пампушка.

– Меня так дедуля зовет.

– А мне можно?

– Нет, – сказала она.

Я невольно улыбнулся.

– Ладно, тогда я буду звать тебя… осликом!

– Нет.

– Или булочкой?

– Нет, зови меня Лондон.

– А малышкой? Или деткой?

– Ладно, – кивнула она и уткнулась мне в грудь. – Мама больше меня не любит.

– Конечно, любит! И всегда будет любить.

– Тогда зачем она переезжает?

– Никуда она не переезжает, – объяснил я. – Просто будет иногда работать в Атланте. Понимаю, ты будешь скучать по ней.

Прижимая к себе дочь, я всем сердцем жалел ее – она совсем кроха и тоже не понимает, что происходит с ее семьей.

_{* * *}

Понадобилось читать дольше обычного, чтобы Лондон успокоилась и смогла уснуть. Поцеловав ее в щеку, я вышел из детской и увидел, как Вивиан вытаскивает вещи из стенного шкафа.

– Если хочешь, зайди к ней, она ждет поцелуя на ночь.

Вивиан схватила свой мобильник и прошла мимо, бросив вытащенные из шкафа вещи на постель в нашей спальне, где лежали два открытых чемодана, и оба были уже наполовину собраны. Одежды в них было гораздо больше, чем требуется для трехдневной поездки. Деловые костюмы, спортивные штаны, повседневная одежда и коктейльные платья… Я не понимал, зачем ей столько вещей. Она не собирается домой на эти выходные? Но тогда она предупредила бы заранее… сомневаюсь. Она поступает так, как нужно ей. Пока я смотрел на содержимое чемоданов, в голове снова всплыли слова «служебная квартира». Еще несколько минут назад я ощущал опустошенность, а теперь она сменилась тревогой и напряжением.

Я больше не мог за всем этим наблюдать, поэтому направился на кухню, чтобы выпить, но вместо этого остановился у окна над раковиной, устремив в него отсутствующий взгляд. Солнце село совсем недавно, небо еще не успело потемнеть, луна пока не взошла. Быстро сгущающиеся сумерки вдруг показались мне зловещим предзнаменованием.

Постепенно пришло понимание, а вместе с ним в душу закрался и страх. Чем больше я размышлял о своей жене, тем отчетливее сознавал, что понятия не имею, какого мнения она обо мне и нашей дочери. О нас. Несмотря на годы, прожитые вместе, она ухитрялась оставаться для меня загадкой. И хотя мы занимались любовью всего две ночи назад, я уже не мог сказать с уверенностью, что ее к этому побудило – любовь ко мне или привычка, скорее физическая, нежели эмоциональная привязанность. Но и это объяснение, каким бы болезненным для меня оно ни было, казалось лучше соображения о том, что она занялась со мной любовью в качестве отвлекающего маневра, потому что задумала или уже сотворила нечто более разрушительное.

Я убеждал себя, что это неправда, и даже если Вивиан остыла в своих чувствах ко мне, она всегда будет исходить из интересов нашей семьи.

Или я ошибаюсь?

Я не знал, что думать, но вдруг услышал приглушенный голос спускающейся по лестнице Вивиан. Я различил имя «Уолтер», услышал, как она просит его подождать, и понял: она не хочет, чтобы я узнал об этом телефонном разговоре. Закрывшись, скрипнула дверь. Я понимал, что поступаю неправильно, но все-таки прокрался в гостиную. Шторы были задернуты, в комнате стало темно. Стоя у окна, я смотрел в щель между полотнами ткани и стеклом. Я шпионил за собственной женой! Внутри нарастал страх. Я вытянул шею и слегка отодвинул штору. Останавливаться было уже слишком поздно.

Поначалу я ничего не слышал, и вдруг Вивиан рассмеялась – в этом смехе звучала неподдельная радость, которой я не слышал, кажется, уже много лет. Меня удивило, как она улыбалась, как блестели ее глаза, какую легкость она излучала. Бесследно исчезла Вивиан, которая приходила домой злая и срывалась на Лондон, Вивиан, которая даже в спальне оставалась такой.

Раньше мне уже случалось видеть на лице Вивиан выражение безграничного счастья, и обычно эти моменты были связаны с Лондон. Но порой мне удавалось мельком видеть то же выражение, когда мы оставались наедине – в то время я был моложе, еще не женат и ухаживал за ней.

Вивиан выглядела так, будто была влюблена.

Не дожидаясь, когда Вивиан вернется в дом, я ушел в кабинет, стараясь избежать разговора с ней. Поэтому заставил себя снова перечитать сценарий для Тальери, но, сколько бы ни вглядывался в слова, их смысл я не улавливал.