Дважды два

Мы вновь вспоминали семейные истории, но главным событием вечера стал приготовленный Лиз для Мардж подарок на День святого Валентина. Лиз сама сделала альбом, в котором были фото всех времен – от младенческих до самых новых. Слева на странице помещались снимки Лиз, справа – Мардж. Я знал, что собрать фотографии помогала моя мама. Мардж медленно листала страницы, и я мог наблюдать, как Лиз и Мардж растут вместе у меня на глазах.

Наконец в альбоме появились фотографии их двоих, сделанные и в экзотических поездках, и просто возле дома. Но каким бы официальным или непринужденным ни был каждый снимок, он словно рассказывал целую историю об очередном памятном моменте их жизни. Весь альбом был свидетельством их любви. Я думал об этом, и на глаза наворачивались слезы.

На последних двух страницах альбома я не сдержался.

Слева – снимок Мардж и Лиз под елкой в Рокфеллеровском центре в Нью-Йорке, сделанный во время их самого последнего совместного путешествия, справа – фотография, явно сделанная пару часов назад, потому что на ней Мардж выглядела в точности как сейчас.

Лиз объяснила, что ее сделал мой отец и втайне от нее напечатал в ближайшем магазине. Вернувшись, он отдал снимок Лиз, и она поместила его на последнюю страницу альбома.

Все взгляды устремились на отца.

– Я всегда так гордился тобой, – запинаясь, выговорил отец, не сводя глаз с Мардж, – и хотел, чтобы ты знала, что я тебя люблю.

После Дня святого Валентина началось томительное ожидание.

Я уже понимал, что на празднике Мардж истратила свои последние силы. В понедельник она спала весь день, ничего не ела, только попила теплого куриного бульона через соломинку.

Мама и отец постоянно находились у нее, а я бывал наездами, главным образом из-за Лондон. Она стала капризной с тех пор, как узнала правду о Мардж, иногда закатывала истерики из-за пустяков. Особенно болезненно она восприняла мой отказ почаще возить ее к Мардж, а я никак не мог объяснить, что ее тетя теперь целыми днями спит.

Но через несколько дней после Дня святого Валентина Лиз позвонила вечером мне домой.

– Ты не мог бы привезти Лондон? – тревожно попросила она. – Мардж хочет видеть ее.

Лондон наверху уже переодевалась в пижаму. Ее волосы были еще мокрыми после купания. Я позвал ее и она вмиг сбежала по лестнице и ринулась прямиком в машину, но я ухитрился перехватить ее в дверях и заставить надеть куртку. Потом я наугад выхватил из шкафа резиновые сапоги.

В руках она держала Барби, отказываясь отложить ее, даже пока надевала куртку.

Мы прибыли к Мардж, Лиз обняла Лондон, поцеловала и указала на дверь спальни.

Несмотря на поспешность, с которой Лондон садилась в машину, теперь она на минуту застыла, потом неуверенно направилась к двери. Я шел следом, слыша дыхание сестры – звук жизни, которая покидала ее. Лампа на тумбочке у кровати отбрасывала лужицу теплого света на дощатый пол.

Лондон помедлила в дверях.

– Привет… дорогая, – выговорила Мардж слабо, но внятно.

Лондон приблизилась к постели так осторожно, словно боялась потревожить больную тетю. Я прислонился к дверному косяку, наблюдая, как Лондон усаживается рядом с Мардж.

– Что… это… у тебя? – спросила Мардж.

– Я привезла тебе подарок, – ответила Лондон, показывая куклу, которую прижимала к себе всю дорогу. – Это моя любимая Барби, потому что она со мной уже не помню сколько. Это моя первая Барби, и я хочу, чтобы ты взяла ее себе.

Когда Лондон поняла, что у тети не осталось сил взять куклу, она усадила ее рядом с Мардж, прислонив к ее боку.

– Спасибо. Она красавица… но ты… еще красивее.

Лондон опустила голову, помолчала и снова посмотрела на Мардж.

– Я люблю тебя, тетя Мардж. Очень люблю. И не хочу, чтобы ты умирала.

– Знаю… и я… тоже… люблю тебя. И у меня тоже… есть… кое-что для тебя. Тетя Лиз положила… мой подарок… на тумбочку. Когда-нибудь… когда ты подрастешь… посмотри его… вместе с папой, хорошо? И тогда… вспомни обо мне. Ты… обещаешь?

– Обещаю.

Я перевел взгляд на тумбочку, увидел диск, который Мардж приготовила в подарок моей дочери, прочитал название и сморгнул слезы.

«Красотка».

– Мардж считает, что я все-таки должна родить ребенка, – сказала мне Лиз на кухне за кофе несколько дней спустя. На ее лице смешались усталость и растерянность.

– Когда она это сказала?

– Несколько раз говорила, с тех пор, как мы уехали в Нью-Йорк. Она все твердит, что я достаточно здорова, но… – Она умолкла.

Я ждал продолжения, но Лиз, кажется, впала в задумчивость.

– А ты этого хочешь? – нерешительно спросил я.

– Не знаю, Расс, думать об этом сейчас слишком тяжело. Не могу представить себе, как буду растить ребенка одна. Но вчера она снова завела этот разговор. И объяснила, что уже позаботилась о финансах – на случай, если я все-таки надумаю. Так что я могу позволить себе и ЭКО, и няню, если захочу, и даже дать ребенку образование.

Я склонил голову набок, пытаясь понять, когда же Мардж успела все устроить. Лиз провела ладонью по волосам, приглаживая выбившиеся из неряшливого хвоста пряди.