Двадцатое июля

— …сдадут вас со всеми патрохами, как только почувствуют, что местная полиция ухватила их за хвост, — закончил фразу собеседника Мюллер. И перешел на более дружеский тон: — Отто, поверьте старику Мюллеру на слово: премьер — не та фигура, с которой следует сводить счеты. Да, он нас ненавидит. Ну и что с того? Нас многие ненавидят. Но даже если Шилов его ликвидирует, это ничего не решит. По одной простой причине: Англия отличается стабильностью. Во всем. В том числе и в политике. Уйдет Черчилль — на его место придет какой-нибудь лорд Каттнер. И что изменится? Ни-че-го. И вся ваша энергия канет в пустоту. Они в любом случае будут проводить ту политику, которую наметили с Рузвельтом.

Скорцени опустился на траву рядом с Мюллером.

— Бить нужно в то место, которое действительно сломает врага. — Мюллер поднял с земли сухую ветку. — И не просто сломает; а лишит его возможности совершать активные действия. Как будто вы сломали ему хребет. — Ветка с треском переломилась в крепких пальцах гестапо-Мюллера.

— У вас есть предложение?

— Да. Послать Шилова в Россию.

Скорцени мысленно похвалил себя: нечто подобное ему уже приходило в голову, когда он увозил русского из Управления гестапо. Теперь его подозрения подтвердились. Мюллер просто пользовался его трудами.

— Отто, почему вы молчите?

— И в кого он там будет стрелять? В Сталина? — едко улыбнулся Скорцени. Мюллер отметил его улыбку. — Не смешите меня, господин группенфюрер.

— Да, Отто, на первый взгляд, подобные действия могут показаться смешными. Но выстрел Шилова в любом случае изменит ход истории. По крайней мере на Восточном фронте. Россия — не Англия. Там нет той вшивой демократии, которой так гордятся британцы. Она не нужна русским. Им нужен властитель. Господин. А личность, как самостоятельная единица, может вести в разных направлениях. И потому после убийства Сталина русские, точно бараны, пойдут за новым пастухом. Фюрер совершил глупость, когда поссорился со Сталиным. Теперь наша задача — помирить нового пастуха с Гитлером. Почему бы не уравновесить силы и не вернуть все на исходные позиции?

«Умеет “Мельник” убеждать, — признался неожиданно самому себе Скорцени. — Мне бы так..»

— У вас есть план?

— Да. И он более реален, чем ваш.

— Вы меня посвятите в него?

— Нет, — искренне ответил Мюллер. — Чтобы тайна сохранилась, один из двух, кто о ней знает, должен умереть. Прописная истина. Я собираюсь жить долго. Чего и вам желаю.

— Мне нужно подумать.

— Пять минут. Не больше.

Скорцени усмехнулся:

— Не понимаю я вас, группенфюрер. Вы же могли использовать Шилова и без меня. Зачем я вам?

— Я ждал этого вопроса чуть раньше. — Мюллер кивнул головой в сторону пловцов на озере: — Вон мой ответ. Вы, Отто, умеете делать то, что не умеют другие. Наш союз будет прост: от меня — план, от вас — способ его воплощения. Лавры победителя поровну.

— Или проигравшего.

— Нет, Отто, — Мюллер очень серьезно посмотрел на Скорцени. — Именно в том и состоит мой замысел, что мы ни в коем случае не проиграем. — Он поднялся, подошел к озеру, наклонился, сложил ладони чашей, зачерпнул воду и полил ею голову. — А в Берлине вода грязная, — без всяких эмоций посетовал он. — И дают ее по часам. Дозированно. Так что вы решили, Отто?

Скорцени достал из внутреннего кармана кителя плоскую фляжку, отвинтил пробку, сделал глубокий глоток и протянул ее Мюллеру.

— Насчет лавров сомневаюсь, но ваша уверенность мне импонирует. Русский знает о ваших планах?

— Скажем так: не во всех деталях. К примеру, он понятия не имеет о том, что в Германию уже не вернется.

— И у вас, конечно, есть козырь, который заставит Шилова выполнить задание?

— Разумеется. Я без страховки не работаю. Кстати, спасибо за коньяк. И за поддержку.

* * *

Канарис не отрываясь смотрел в иллюминатор уже с полчаса. Под ним проплывали густые, темные, грозовые облака. Мирная и одновременно тревожная картина.

В кресле напротив дремал Шелленберг. Или делал вид, что спит.

Адмирал прикрыл глаза. Действительно, следует отдохнуть. В скором времени предстоит напряженная работа, нужно будет постоянно держать себя в форме.

Вчера Шелленберг сообщил, что изыскал возможность заполучить нужную сумму в золоте и готов выложить ее в обмен на гарантии своей будущей безопасности. Адмирал не сомневался: деньги будут переданы с согласия Гиммлера. Впрочем, это не имело никакого значения. Теперь значение имело только одно: согласятся ли святые отцы на сотрудничество с ним? Или предпочтут работать напрямую с Гиммлером? «Фермер» наверняка начал «прокачивать» все запасные варианты ухода на Запад. Канарис — один их них. Теперь для того, чтобы сохранить жизнь себе и семье, он должен был доказать свою необходимость. И он бы ее «доказал», войдя, как рассчитывал, в сговор со святошами. Вели бы не одно «но». То самое «но», которое сидело напротив и сопело простуженным носом. Мальчишка чересчур смышлен: сразу поймет, где закончатся переговоры и начнется блеф.