Два цвета

М у х и н. Чего недоставало?

Л ю д а. Откуда я знаю… И зря ты затеял весь этот маскарад.

М у х и н. Какой маскарад?

Л ю д а. Зачем выдавать себя за грузчика, подкарауливать Вику на даче?!

М у х и н. Я оказался здесь совершенно случайно.

Л ю д а. Вика, может быть, тебе и поверила, но я… Ну, признайся: сколько дней ты ее здесь караулишь?

М у х и н. Говорю вам, я не знал, что это ее дача. Понятия не имел, что она вышла замуж.

Л ю д а. Теперь ты все знаешь. Почему же не уходишь?

М у х и н (растерянно). Не ухожу?

Л ю д а. Вот тебе мой совет, дружочек. Исчезни. Да поживее. Потому что ничего хорошего ты здесь не дождешься.

М у х и н. Вы правы… Как говорится, инцидент исчерпан… (Надел кепку.) Позовите ее, я с ней попрощаюсь… Или нет, не надо. (Идет к двери, останавливается.) Перед тем, как уйти, я хотел бы задать вам вопрос. Кто вам сказал, что между нами… ничего не было? Она сама? Вика?

Л ю д а. Твой двоюродный брат Мурзиков.

М у х и н. Мурзиков?.. Вездесущий, всезнающий, всюду проникающий Мурзиков? Откуда он может знать, что между нами было и чего не было?! Ладно, он мне неинтересен.

Л ю д а. Почему же? Он тебе должен быть интересен. В тот злополучный вечер вы были оба в одинаковом положении. Но, заметь, транзистор украл не он, а ты.

М у х и н. Он был мертвецки пьян, он валялся в луже.

Л ю д а. Иногда лучше пять минут поваляться в луже, чем год сидеть в колонии. А ты знаешь, что его статья «Кризис буржуазного индивидуализма» напечатана в университетском сборнике? Твой Мурзиков, который валялся в луже, даром времени не терял.

М у х и н. Он фальшивый человек.

Л ю д а. Возможно. Но он в полном порядке, дружок, а ты? Ну, хорошо, Вика дождалась бы тебя, что бы ты ей мог предложить?!

Б е л ы й (захмелев). Чего он ей может предложить? У него и хазы-то своей нет. Сирота!

М у х и н. Если люди относятся друг к другу по-человечески, этот вопрос не может даже возникнуть. Почему я должен ей что-то предлагать?! Вика, она же не такая…

Л ю д а. А какая?

М у х и н. Она не хищница.

Л ю д а. Взгляни на меня. Похоже, что у меня взрослая дочь?

Г е н к а (растерянно). Я же знаю, что у вас дочь.

Л ю д а. Знаешь. А люди, которые видят нас с Викой в первый раз, уверены, что мы просто подруги. Мне тридцать восемь лет, а мне не дают больше двадцати пяти. Быть женщиной, настоящей женщиной, — это большое искусство. Если бы я поддавалась первому порыву, жила, доверяясь только чувству, я давно бы была не Людой, а Людмилой Васильевной, не женщиной, а старухой… Вика моя дочь. Она никогда не связала бы себя с таким ребенком, как ты.

Г е н к а. С таким ребенком?..

Б е л ы й (вздохнув). Тоня-Тонечка… Цветик ты мой семицветик… (Засыпает.)

Л ю д а. Красивая женщина, и это вполне естественно, хочет хорошо одеваться. Ей нужен комфорт. Ты можешь предоставить ей комфорт?

М у х и н. Вы хотите сказать, что она элементарно продалась за тряпки?!

Л ю д а. Не груби, Гена!.. Кривошипов человек незаурядный. Личность. Ты можешь о себе сказать, что ты личность? Нет. А он личность. Когда от него ушла жена, все девчонки с Викиного курса влюбились в него. И Вика тоже.

М у х и н. Влюбилась, когда ушла жена?!

Л ю д а. Как раз в это время он начал читать свои лекции. И любая из них пошла бы за него замуж.

М у х и н. За него? Или за его квартиру, машину, дачу?

Л ю д а. За него. С его квартирой, машиной, дачей, с его положением.

М у х и н. Но ведь это отвратительно… это безнравственно!

Л ю д а. Безнравственно, если не любить.

М у х и н. А Вика?

Л ю д а. Чего ты допытываешься, дружок? Кто в этом может разобраться? Где кончается расчет и начинается чувство? Как ты знаешь, я вдова. У меня есть один друг, аспирант. Ухаживает за мной второй год, мечтает жениться. Но когда я смотрю на его обтрепанные брюки, когда я думаю о том, что он никогда не защитит свою диссертацию… не потому, что не хватит ума или таланта, а потому, что он безалаберный, вечно будет помогать другим и презирать личную выгоду… с этим ничего не поделаешь, он такой человек… Скажу тебе откровенно, замуж за него я не пойду.

М у х и н. Собственно, удивляться тут нечему. Если я оказался обыкновенным вором… Я ухожу. Скажите, что я желаю ей счастья… И попросите, чтобы она никому не говорила, что видела меня. Ни Мурзикову, ни моей маме, никому. До свидания, Людмила Васильевна. (Протягивает руку.)

Л ю д а (пожимая руку Мухину). Передам. Счастливо, Гена! (Уходит наверх.)

М у х и н (Белому). И ты уходи. А то появится хозяин, выяснится, что ты никакой не Жора…

Б е л ы й (сонно). Жора? Какой еще Жора?

М у х и н. Проснись, Белый, слышишь, проснись!

Входит  К р и в о ш и п о в, высокий, элегантно одетый старик.

К р и в о ш и п о в. Добрый вечер, молодой человек. Кто вы, простите?

М у х и н. Я… я здесь случайно…

К р и в о ш и п о в. Так-с… А девочки уже пожаловали?

М у х и н. Девочки?.. (Показывает наверх.) Они там.