Два талисмана

Почему ему кажутся такими натянутыми, фальшивыми их улыбки?

— Ах да! — спохватился стражник. — Я ж еще на конюшне не был! — Он кивнул в сторону длинного, слишком высокого для конюшни бревенчатого здания.

— А там у нас лошадки! — тут же отозвалась чернявая женщина. — Лошадки наши там, добрый господин!

— По-твоему, дура, господин лошадей не видел? — хмыкнул циркач. — А вот у нас в клетке детеныш дракона сидит. Самый настоящий.

— Драконенка ты мне уже показывал, — кивнул стражник.

Ларш и в самом деле успел заглянуть в полутьму одного из фургонов и поглазеть на неподвижно лежащее в дальнем углу, за толстыми железными прутьями, что-то темное, свернувшееся калачиком.

«Человек-пес» правильно истолковал недовольную нотку в голосе стражника.

— Да что господин разглядел-то, если эта тварь спит? А вот ежели угодно, я сейчас клетку отомкну и на цепи этого красавчика наружу вытащу!

Идея была заманчивой, но предупредительность циркача вызвала у Ларша подозрения.

— А вот по конюшне пройдусь, тогда…

— Да что там интересного, одни лошадки… — убедительно сказала женщина.

И словно эхом на ее слова, из конюшни послышалось грозное рявканье. Циркачи перестали улыбаться. Зато заухмылялся Ларш.

— Это лошадки голос подают? — ехидно спросил он.

Вот только этого рявканья не хватало Сыну Клана, чтобы воспоминания детства стали совсем яркими и четкими.

Сколько радости доставил ему в детстве Лиходей — бурый медведь, которого медвежонком добыл на охоте дядя Ульфанш. Лесной зверь рос на заднем дворе, время от времени срываясь с цепи и отправляясь на поиски приключений: давил кур, пугал встречный люд, однажды задрал козу. Поначалу дело кончалось поимкой беглеца и водворением его на цепь, но в один далеко не прекрасный день медведь крепко помял стражника. Зверюгу пришлось убить…

Ларш обожал Лиходея, подолгу торчал на заднем дворе, таскал косматому другу лакомые кусочки (особенно тот любил лепешки с медом и лук). Гибель зверя была горем для мальчугана.

Но сейчас цепочка мыслей «цирк-медведь» вытащила из вороха воспоминаний не полное слез прощание с убитым другом, а более приятную сцену.

После выступления циркачей маленький Ларш, переполненный восторгом и горящий желанием тоже показать необыкновенным гостям что-нибудь удивительное, поймал за рукав первого попавшегося артиста (им оказался жонглер в красных сапогах) и потащил за собой на задний двор. Жонглер по достоинству оценил показанное ему сокровище и только посоветовал молодому господину не подходить к этому красавцу близко и не кормить с руки. Зверь, он зверь и есть…

Ларш согнал невольную улыбку и строго спросил:

— Что ж вы медведя-то — вместе с лошадьми?

— А куда его еще? — удивилась женщина. — Мы его в пустое стойло, на цепь… крюк там в стене хороший, крепкий, вот мы цепь — за крюк…

— Лошадей бы пожалели! Каково им, если рядом зверюга рычит?

— Так это ж наши кони, цирковые! — повеселел «человек-пес». — Они старого хрыча Вояку в фургоне возят, наслушались, как он ворчит да сердится. А когда в лесу останавливались передохнуть, так лошадям и насмотреться довелось, как Прешдаг, хозяин наш, Вояку прогуляться выводит…

В конюшне снова рявкнул медведь, словно почувствовав, что о нем говорят. Вопреки заверениям циркачей, заржали и забили копытами кони. И в этот шум — Ларш мог поклясться! — вплелся слабый детский вскрик.

Не теряя ни минуты, юноша распахнул дверь.

В конюшню хлынул яркий дневной свет.

Длинный ряд стойл, широкий проход между ними. Пол густо усыпан соломой.

А в дальнем конце прохода, возле бревна, подпиравшего крышу, топтался громадный медведь. Черный. Силуранский. Раза в полтора крупнее покойного Лиходея.

Цепь, падая вниз от ошейника, волочилась по соломе. Косматый гигант не обращал на нее внимания.

А наверху, на потолочной балке, в ужасающе ненадежной позе пристроился смуглый мальчуган.

Зверь не обратил внимания ни на скрип двери, ни на свет, ни на людей на пороге. Не сводя маленьких глазок с добычи, хищник поднялся на дыбы. Когти скользнули по бревну, оставляя глубокие затесы.

«Почему он не лезет наверх? — мелькнуло в мозгу потрясенного парня. — Они же умеют… Они же по деревьям…»

Справа завозилось что-то живое. Ларш шарахнулся в сторону — и только сейчас увидел то, что заметил бы сразу, если бы его вниманием не завладел медведь. Вытянувшись вдоль прохода и обняв опрокинутый бочонок, на полу дрых человек. Рядом с ним, прямо на соломе, стояло блюдо с лепешками и разрезанной пополам луковицей.

Больше Ларш ничего не успел увидеть: «человек-пес» оттолкнул его в сторону и захлопнул дверь.

— Ты что, сдурел? — рявкнул на него Ларш не хуже медведя. — Там ребенок! Он же вот-вот свалится!

— Не свалится! — неистово, как молитву, шепнула наррабанка. — Он же наш, цирковой… это мой старшенький… Он не свалится, не свалится…

Ларш понял, почему у нее так лихорадочно блестят глаза.

— Да что ж вы за люди такие… медведь может полезть наверх! Или загрызет вот этого, который у бочонка…

— Это наш хозяин, — угрюмо бросил «человек-пес».

— Ну, вот… убить же зверюгу нужно!