Два талисмана

— Это как девочку воспитать! Мне рассказывали, что в «Заморских пряностях», у старого Сауфеста, счетные книги ведет невестка, да и другие родственницы без дела не маются. И что, разорился от этого Сауфест?

— Не разорился, — признал старший Волк. — Но как-то у меня на девчонок надежды мало.

— Отец… а не пора ли нам младшенького женить? Ну, раз тебе так хочется внуков…

— Айчар, что ты говоришь? Да он, бедняга, в первую брачную ночь под кровать забьется!

— Если жена будет красивая и умная — не забьется. Ну, в крайнем случае, она его к себе понемногу приучит.

— Красивую и умную, сынок, за Лейчара не отдадут.

— Из Клана, может, и не отдадут, хотя, если поискать, глядишь, и сыщется бесприданница. А не сыщется — можно найти хорошую Дочь Рода.

— Пожалуй, что и… — начал было Чарагри, но ему помешал веселый, приветливый окрик, перекрывший гомон толпы:

— Эге-гей! Отец! Айчар!

Оба Волка обернулись на незнакомый голос — и окаменели.

По пристани легкой походкой шел светловолосый юноша. Его тонкое безусое лицо светилось оживлением.

— Я так и думал, что найду вас здесь! — приблизившись, заговорил юноша. — Уж извините, что отрываю вас от дел, но надо поговорить. Вам наверняка про меня наскажут разного, так лучше уж сам покаюсь. Как в «Двух наследниках» сказано: «Отцовский гнев ужасен, но его смирит сыновнее повиновенье…» Понимаешь, отец, я тут ввязался в Поединок Чести.

Чарагри и Айчар поглядели друг на друга. Старший в смятении произнес:

— Сын, я сошел с ума? Или на меня кто-то морок навел?

— На нас обоих морок навели, — тревожно уточнил Айчар. — Мне вот мерещится, что наш младшенький явился на пристань и сообщил, что у него Поединок Чести…

— С одним из Вепрей, — бодро уточнил младшенький.

Айчар потер кулаками глаза. Видение не исчезло, и молодой Волк уверовал в реальность происходящего.

— Я… ты… тебе нужна помощь? — Голос старшего брата прерывался от волнения. — Могу пойти с тобой и приглядеть, чтобы все было честь по чести.

— Вот не догадался я тебя позвать, — слегка огорчился младший брат. — Все уже позади, Айчар. С нами были Зиннибран и Нидиор, они подтвердят, что все прошло по правилам. Я вышиб у него меч «клювом дятла» — помнишь, как ты мучил меня этим приемом?

— Лейчар… — умоляюще сказал отец. — Лейчар, мальчик мой, что произошло?

Глаза юноши смеялись.

— Похоже, отец, ты не зря платил за уроки дикции, которые я брал у Раушарни.

«Оказывается, у мальчика голубые глаза, — мелькнула у Чарагри странная, неуместная мысль. — Как у матери-покойницы… Да простят меня боги, я забыл цвет глаз родного сына!»

Усилием воли Волк взял себя в руки.

— Я сегодня же принесу благодарственные жертвы во всех храмах города, — сказал он почти спокойно. — Лейчар, ты со мной?

Юноша чуть смутился.

— Я, конечно, поблагодарю богов, но завтра. Безликие не прогневаются. А сегодня я обещал Арчели, что мы с нею вместе пойдем в театр. Актеры выбирают пьесу, которую будут ставить, когда Аршмиру надоедят «Два наследника», так что мне еще надо забежать домой, взять пару сборников пьес…

Отец отмахнулся от речей о театре. Его больше заинтересовало женское имя, скользнувшее в речи сына, словно рыбка в ручье:

— Арчели? Кто такая Арчели?

— Юная госпожа из Клана Акулы. Отец, она такая славная — веселая, смелая… А уж какая красавица!

* * *

— Сначала-то дядя с теткой меня терпели, — негромко рассказывала Авита. — Не на дорогу же им было вышвырнуть сироту-племянницу! Шипели, что я им по крови не родня… что неведомо с кем меня мать нагуляла… Но раз уж по закону отец мне имя дал — значит, не чужая, не откажешься.

Девушка сидела на краю рваного соломенного тюфяка, обняв руками колени. Рядом сидела Милеста. Она нелепо выглядела в сбившемся набок курчавом черном парике, из-под которого торчали коротко остриженные светлые волосы, и в «хумсарском» наряде, который циркачи соорудили ей в меру своей фантазии из подвернувшихся под руку тряпок. Актриса молча слушала Авиту, и глаза ее поблескивали на черном лице в скудном свете, сочившемся в щели ставней.

Мирвик стоял у двери. Время от времени плечи его вздрагивали, когда в ставни особенно сильно ударяло что-то тяжелое: циркачи еще не потеряли надежду вломиться в дом.

— Они меня не в лохмотья одевали и не объедками кормили, грех жаловаться. А что не любили — так ведь не прикажешь любить! Но потом… Я заметила, что если вот так проведу рукой по двери, — Авита скользнула ладонью по воздуху, — никто в эту дверь не войдет, пока я не разрешу. Ну, разве девчонка-подросток сумеет такую тайну никому-никому не разболтать? Челядь и так уже заметила неладное, а я похвасталась дочке одной из служанок. По секрету. Я ее считала подругой.

Удары прекратились, но возня под окном продолжалась. Похоже, циркачи пытались поддеть ставни чем-то острым.

— Ничего, — проследила Авита встревоженный взгляд Мирвика. — Мы можем распахнуть двери и ставни — все равно им не перешагнуть порога.

«Только бы дом не подожгли! — мелькнула у парня ужасная мысль. — Конечно, на огонь сбегутся горожане. Но к тому времени мы уже будем мертвы. И кто после разберет, чьи обугленные кости лежат на пепелище».