Читаем Два сапога. Книга о настоящей, невероятной и несносной любви полностью

Но мой муж, возвращаясь с работы в два часа ночи, заметил пробитое колесо на нашей припаркованной у подъезда машине. Он не знал про мою договоренность с Лесей, но знал, что завтра с утра его беременная жена с маленьким сыном должны будут идти по утреннему морозу в сад или, нервничая, ждать такси, которое может опоздать на час, а у сына с утра секция самбо.

Муж тихо, стараясь не шуметь, переоделся прямо в прихожей и ушел в ночь менять колесо. Что-то там переставлял, менял запаску.

В 6 утра я бужу мужа запахом вареного кофе. Он совсем не выспался, часто моргает сонными глазами. У него сегодня важное мероприятие, и мне хочется помочь ему нырнуть в этот день с максимальной эффективностью.

Мы за завтраком болтаем про разное, но я молчу про колесо — ему явно не до того. Уже уходя и целуя меня на прощание, муж говорит:

— Будь аккуратна за рулем, я колесо сменил, но на ходу не пробовал.

— Ты ночью менял колесо?!

— Да. А что?

— Ничего. Ты молодец.

Мужчина — это чемодан поступков разной степени тяжести, упакованных в заботу и нежность.

Я чувствую себя защищенной от холода, одиночества и бытовых неурядиц. От спущенных колес, от протекающих кранов, от «я все сама». Я это очень ценю, страстно целую мужа на прощание и истово желаю ему удачного дня. Испечь, что ли, его любимый медовик сегодня?

На часах — полвосьмого. Я решаю дать сыну поспать и звоню Лесе — отменить совместный променад. Благодарю ее за готовность помочь, говорю, что сама привезу сына в сад часам к 10, сразу на секцию.

— На такси? — уточняет Леся.

— На машине.

— Ты успела поменять колесо?

— Миша ночью поменял.

Леся напряженно молчит, а потом задумчиво добавляет:

— Я уже неделю прошу своего поменять лампочку в стопаре. У меня один горит, — она совмещает в уме лекала мужских поступков. Меряется мужьями.

Я знаю, о чем она думает: ее муж поступил бы так же, как мой, но после многократных просьб.

— Вот только не начинай, — прошу я. — Не накручивай. Ты уже пробовала. С ним лучше, чем без него.

Иногда прошлое настигает, напрыгивает сзади и душит в объятиях. И ты падаешь навзничь в воспоминания, и оказывается, что ничего не забыто, а лишь припорошено временем.

Лесе кажется, что ее раздражение возвращается с новой силой. В ее жизни снова — дежавю! — наступает момент, когда от громкости тихого навязчиво-безжалостного стука капель из потекшего крана лопаются барабанные перепонки.

— Слушай, ну у каждого в шкафу свои скелеты, — говорю я, чтобы что-то сказать.

— Что тебя больше всего бесит в твоем муже? — спрашивает Леся таким тоном, что я понимаю: мне придется ответить.

Мне не хочется дружить с Лесей против собственного мужа, но его образ навязчиво блестит на фоне Лесиного разочарования в своем выборе мужчины, поэтому я, глубоко вздохнув, предательски выкладываю козырь:

— Мой страшная неряха. У нас в квартире вечный склад его вещей. Причем мне он запрещает его убирать — там чисто его технические штуки, проводочки всякие. Так и живем, как на компьютерном кладбище.

— Беспорядок? — хмыкает Леся, нивелируя своим хмыком масштабность моей проблемы.

— Проблема не в беспорядке, а в том, что он категорически не умеет избавляться от хлама и старья. Мне кажется, что, когда я стану старой, шапоклякистой сварливой старушенцией, он никогда не заменит меня на молодуху, потому что не умеет избавляться от хлама.

Я шучу, но Леся не смеется. Чужие проблемы всегда кажутся легко разрешимыми. Чужой бардак — ерунда по сравнению со своими перегоревшими стопарями. Мне не нравится Лесино настроение. Оно пахнет старым потертым пледом с тиграми.

Здесь один статус — «все сложно». Кто-то уйдет, кто-то останется терпеть. И что из этого выбора на самом деле ошибочно — покажет время.

В конце концов, иногда эта глупая ошибка, дважды возмущенно подчеркнутая красной ручкой, может стать самым ярким воспоминанием в твоем скучном, вышколенном, набитом пятерками дневнике жизни.

Вот так выстраиваешь свою идеальную биографию, идешь акробатически ровно по тонкой прочерченной линии судьбы и вдруг спотыкаешься о бытовую мелочь. Нога срывается. Ты судорожно пытаешься удержать равновесие вечными просьбами, но нет! И падаешь плашмя в вязкий развод. А последствия падения непредсказуемы.

<p>Красота</p>

Однажды друг из института пригласил меня на свадьбу. Он был совсем еще молодой парень, компанейский, веселый, всегда окружен девчонками. Неужели нагулялся?

Поздравляя его с грядущим событием, я спросила с любопытством, как именно он понял, что пора жениться.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии