Егор отодвинулся. Если бы я не видела едва сдерживаемые огни в его глазах, то решила бы, что он внял просьбе. И в очередной раз мой всплеск раздражения скомпенсировал Дима:
– Егор, реально, осади коней. Саша, перестань, мы же просто шутим. Все садятся по разные стороны стола – мы взрослые люди, которым надо обсудить взрослые вещи, а для этого лучше оставить в стороне подростковые глупости. В конце концов, мы собираемся жить в одном городе, так лучше сейчас все приоритеты расставить, чтобы потом не шарахаться друг от друга на глазах у свидетелей.
Я согласно кивнула. И затем наблюдала, как и Егор признает его правоту, без удовольствия отсаживаясь на противоположный диванчик. И даже не сразу сообразила, что тоже быстро успокоилась. А ведь в этом и была их непрошибаемая сила: всякий раз, когда один почти доводил до взрыва, вмешивался второй, и неожиданным образом ситуация уже не выглядела такой вопиющей… Именно так всегда и было! В единственный раз, когда это не сработало, я ушла от них. И была твердо уверена, что никого этим локти кусать не заставила. До сегодняшнего дня. И до этого чувства дежавю. Я уже чувствовала, что воздух вокруг дребезжит вместе разрушением всех моих планов, но все еще не понимала, насколько этот процесс неотвратим.
Глава 34
Они постоянно меняли стратегию, потому-то я не могла подстроиться. После того, как сделали заказ, мы говорили обо всем подряд, не затрагивая ни одной из скользких тем. Мужчины расспрашивали меня об учебе, вспоминали, что во времена, когда учился Егор, мой вуз был всего лишь филиалом университета, а теперь считается одним из самых престижных институтов по юридическому профилю, говорили о переезде в новую квартиру и о ценах на аренду в столице, даже чертову погоду обсудили – вот уж чего мы никогда не обсуждали в такой компании… Они делали все для того, чтобы я ни разу не напряглась. И, полностью осознавая этот умысел, я ничего с собой поделать не могла. И уже через полчаса ощущала себя так, словно мы каждый вечер ужинаем вместе.
Я расслабилась до такой степени, что окончательно забылась:
– Егор, хочешь это мясо?
– Слишком остро? Давай сюда. Прости, Саш, не посмотрел, что они делают его с чили. Сейчас закажу другое.
– Не надо. Ты ведь не будешь салат?
Острое Егор обожал, нетронутый салат с радостью пододвинул ко мне, а Дима вообще заказал первое попавшееся, ведь почти ничего не ел – в больших количествах он способен потреблять только домашнюю пищу: для него всегда важнее не что приготовлено, а кто готовил. Никто не удивится, если Дима сразу после возвращения из ресторана откроет холодильник и начнет искать, чем бы наконец-то поужинать, а сейчас даже на тарелку не глянет. Разумеется, за несколько недель наши пристрастия измениться не могли, как и мы не могли о них забыть. Но вдруг как-то все втроем замерли – уловили этот момент окончательного возвращения на пару месяцев назад. Как бы старательно мы ни избегали самого главного обсуждения, к нему должны были прийти.
Егор сделал глоток коньяка и заговорил теперь более напряженно:
– Саша, мы очень много думали и все же пришли к мысли, что с Камелиным кончено. В смысле, говнюк заслуживает срока как никто другой, но мы решили прекратить. Не только потому, что ты это нам втирала… Саш, я… мы оба даем тебе слово, что больше не будем с ним взаимодействовать. Никак. Если он только сам не спровоцирует, хотя теперь это сомнительно. Нельзя ждать от мира полной справедливости, фонд Владимира Иннокентьевича уже давно разделен на две половины, уже нет того царства, о котором он мечтал. Но вряд ли можно считать, что мы с Димой бедствуем.
– Благодаря твоей работе, – справедливо заметила я. – Ведь тогда ты был совсем молодым.
– Благодаря моей работе, – он ответил серьезно, принимая комплимент как должное. – Хотя больше благодаря тому, что я никогда не был один. И то, что сделал я со своей половиной фонда, Камелин сделал со своей. Мир несправедлив… но пусть уж все остается так, как есть теперь.
Я знала, что именно Егору это признать сложнее всего. Потому сказала искренне:
– Очень рада это слышать. И будь мир абсолютно справедлив, то и вам обоим от него досталось бы, вы ведь тоже не были святыми. Не прощайте Камелина, но хотя бы признайте, что тоже не без греха, я тому свидетель. И живите уже дальше.
Егор задумчиво кивнул, а потом развернулся ко мне и поймал взгляд. Продолжил все так же тихо:
– Это был основной пункт твоих претензий, Саш. Раз больше нет никакой войны, то вряд ли ты можешь обвинить нас в каком-то использовании тебя против…