Пока мы шли до машины, на лестнице столкнулись с ее охраной, которая только подоспела. Мне пришлось десять раз повторить, что никакой угрозы те мужчины мне не несли. Как Ангелина и догадалась, весь вопрос заключался в романтической истории любви, когда-то неправильно законченной. Только после этого девушка, лукаво поглядывая в мою сторону и ожидая горячих подробностей, дала отмашку охране, однако теперь ей предстояло успокоить и отца, что гораздо сложнее.
Вот только минуты через две после начала разговора я попросила у нее трубку.
– Здравствуйте, Виктор Петрович! – я за это время все обдумала и решила говорить прямо, такие разговоры нельзя откладывать. – Во-первых, благодарю вас за то, что все-таки съездили к Лизе.
– Я же обещал! – рявкнул он, явно озабоченный другими проблемами. – Что там у вас случилось? Уж если моя красавица дергает охрану, то дело явно не в пустом бзике!
Я продолжила спокойно, раз уж решилась:
– Егор и Дима случились. Случайно пересеклись.
Секундная пауза, а потом рев – будто бы до сих пор Камелин за дочку вообще не волновался:
– Что?!
– Ничего, – теперь я уже не могла скрыть постоянно вырывающуюся улыбку. – Как видите, совершенно ничего. Я думаю, это добрый знак. Они хотели поговорить только со мной, а вашей дочери, как вы уже знаете, не причинили ни малейшего вреда.
Еще одна пауза, длиннее. И после нее голос Виктора Петровича стал спокойнее – похоже, мужчина наконец-то выдохнул:
– То есть ты с ними общаешься, Александра? Зачем? Или они тебя преследуют?!
Я пожала плечами, хотя мой собеседник этого не мог видеть. И ответила как можно проще:
– Не общалась всё это время, но избегать друг друга бесконечно невозможно. И вам же лучше, чтобы я за ними присмотрела. Я с той стороны прослежу, чтобы сегодняшний добрый знак так и остался добрым.
– Ничего не понимаю…
– Я тоже! – совсем уж нерационально обрадовалась я. – До свидания, Виктор Петрович.
Мне пришлось оставить Ангелину в полном недоумении, ведь она в ситуации изначально понимала меньше остальных. Ей никто даже о подробностях похищения не доложил, она все еще думала, что ее «папуля самый благородный человек на белом свете, но он уже победил злых врагов, на чем история закрыта». И я не представляла, имею ли право рушить ее хрустальный мирок правдой. Вот пусть Камелин ей и объясняет, что сегодня произошло. У меня же море других дел.
Да что же со мной такое? Почему я бегу почти вприпрыжку, будто у меня есть повод для радости, и никак не могу прекратить улыбаться? К тому моменту, когда я добралась до двери в свою квартиру, я все же сумела придумать этот самый повод: это просто удовлетворилось мое эгоистичное желание! Целый месяц я чувствовала себя раздавленной, так, будто бы открыла душу, а в нее просто наплевали. Мне было больно, пусто и тошно, я столько сил положила только на то, чтобы в этих чувствах не погрязнуть. Я не позволяла себе задумываться, но где-то на подкорке мне постоянно казалось, что я страдаю одна, а эти двое страдают только из-за того, что я нарушила их планы и отказалась быть пешкой. Но сегодня я убедилась, что это не так. Видела в глазах Егора, в его дерганых движениях ко мне, что он едва держится. Видела, как пристально наблюдает за ним и за моими реакциями Дима. И как-то сразу легко представилось, как он убеждал друга в том, чтобы не сорваться раньше времени. Хотя сорваться хотелось – им обоим хотелось. Или я просто обманываюсь, придумываю это себе? Ведь влюбленные так просто обманываются… И я снова подпрыгнула на месте, не в силах унять дрожь в пальцах и попасть ключом в замочную скважину. Это что же получается, я до сих пор влюбленная, раз так думаю?
И они не тронули Ангелину. Да им вообще было на нее плевать. Они ее присутствие использовали только для того, чтобы я согласилась на ужин с ними! Разве это не повод для радости? Ну вот, только поэтому я и радуюсь! Не будет больше никакой войны, пусть они друг друга ненавидят, пусть конкурируют в бизнесе, но больше никаких криминальных действий – это была я, кто поставил ту самую точку. Вот потому и счастье распирает, а совсем не из-за того, что скоро будет новая встреча с ними. Войдя в квартиру, я совсем потеряла самообладание и зачем-то закружилась. Мартышка радостная, честное слово! Перед самой собой стыдно.
До ужина надо еще успеть взять себя в руки и настроиться. Там я им скажу, что рада концу пятнадцатилетней эпопеи, а потом – очень спокойно и уверенно – сообщу, что между нами тремя это ничего не меняет. Увижу, как Дима едва заметно прищурит глаза, но промолчит. А Егор, скорее всего, вскочит на ноги и выругается, начнет в чем-то убеждать, но я останусь непреклонной. И, получив эти два подтверждения, что не только я открыла душу и не одной мне больно, я наконец-то удовлетворю свой эгоизм полностью. Наверняка уже завтра мне станет легче дышать, ведь больше я не буду ощущать себя растоптанной и жалкой.