Два полцарства

– Выходит, что убил, – ответил, немного растягивая слова. – Александр не успокоился, когда я ему дочку вернул, к ментам побежал. Тогда я решил его припугнуть, чтобы не расслаблялся. Ребят своих отправил, чтоб беседу провели, показали, кто главный. Ну, они, видать, и увлеклись: на МКАДе лихачили, подрезали, пока все в аварию не угодили. Не говорили тебе, что в тот день не два трупа было, там и мои дебилы легли? Я и сам был в те времена дебилом, как и все мы. Умели бы договариваться – уже тогда бы договорились.

Поразмыслить было над чем. Конечно, Камелин все равно был виновен, хоть и не так прямо, как мне раньше казалось. И нельзя сказать, что Егор его ненавидит без оснований. Но сколько еще лет это будет продолжаться, если уже почти всех главных участников тех событий в живых нет?

– И вы не убили Диму с Егором тогда из-за чувства вины? – я все же задала этот вопрос, поскольку очень хотелось услышать конкретный ответ.

Камелин расхохотался и спустил меня на землю:

– Нет, конечно! Наверное, стоило, крови мне эти упыри выпили несколько ведер. Но Егор оказался башковитым и осторожным, Володькин сын – вообще каким-то отмороженным. Сразу упустил, а потом уже и рисковать боялся. Если уж я не святоша, то и эти двое тоже! Они жену мою, мать Ангелины, тогда так испугали, что она монатки собрала и укатила куда-то в Болгарию, от греха подальше. Даже не оглянулась, сука тупая, всегда только о себе и думала… И вдруг я осознал себя папашей с пятилетней дочкой на руках – и что если дернусь не в такт, то она совсем одна останется. Понимаешь, Александра? Я отбивался и ждал, когда же и до них дойдет, что их половина фонда – и есть справедливая доля. И что я потерял почти треть имущества, чтобы не присесть по их первым обвинениям. И что вся моя компенсация уже ушла вместе с теми сотрудниками, которых они запугали и вынудили отойти от дел. Это им терять все время было нечего, а у меня была дочка. Эй, ты чего так загрузилась?

Я задумчиво улыбнулась и покачала головой.

– Не знаю, Виктор Петрович, не знаю. Ни на чью сторону я вставать не буду, если вы на это рассчитывали своей откровенностью: вы все в чем-то неправы, а мериться вы можете только количеством грехов.

Он резко откинулся на спинку и отмахнулся:

– Да на кой черт ты мне сдалась на моей стороне? Нет, я тебе потому все рассказал, чтобы ты все до конца понимала. И если они все-таки за тебя откуп взяли, то уже появилась надежда, что оставят и мою семью в покое. Но без тебя все вышло бы по-другому. Потому сразу же скажу, что помогу тебе и с работой, и с оплатой учебы, если требуется.

Я оторопела:

– Да нет, Виктор Петрович, не нужно.

Он некрасиво скривился и затряс указательным пальцем.

– Вот этого благородства только не надо, хватит с тебя героизма. Если Виктор Камелин тебе сказал, что считает себя обязанным, значит, он обязан. Ясно? Ты же из небогатой семьи, так чего ерепенишься? О матери хоть подумай – может, ей что-то нужно? Или сразу о практике договоримся? Ты же вроде учиться собиралась? Говори, чего хочешь, – наизнанку вывернусь, но рассчитаюсь.

Я медлила с ответом. Кажется, я разгадала характер этого человека – и уже давно. Мой отказ ему испортит настроение, он не терпит быть обязанным. Притом благодарность его искренняя. Назову сейчас любую сумму – он и торговаться не станет. Но совесть свербит, что с моей стороны это неправильно – ведь я не подставлялась за его дочь, не делала это осознанно, и неизвестно, как бы поступила в другом случае. Больше того, деньги у меня теперь были – пусть и не на всю жизнь запас, но уж определенно хватит на ближайшие нужды.

Заговорила я осторожно, боясь его реакции:

– Хорошо, тогда скажу, чего бы от вас хотела, Виктор Петрович. Поезжайте к Лизе и извинитесь перед ней. Я не знаю… в ноги упадите, сто раз повторите, что жалеете. У вас нет шансов получить ее прощение, а вы ведите себя так, будто шанс есть.

– Что?! – он даже не разозлился, настолько был удивлен.

И я говорила все более уверенно:

– А почему нет? Скажите ей, что были кретином. Да-да, так и скажите. Скажите, что до того, как примерили на свою дочь, ничего не понимали. И пусть Лиза плюнет вам в лицо или выскажется – вы продолжайте говорить, пока будет вас слушать.

– Ты сбрендила?

– Нет, Виктор Петрович. Вы же сами предложили сказать, чего хочу. Я не знаю, сойдет ли на нет когда-нибудь эта затянувшаяся война, но уверена, что сначала кто-то должен сделать первый шаг. Двадцатью пятью миллионами вы купили только передышку. Вряд ли вы надеялись на другое.

– Да она все равно никогда мне не забудет! Как и ее братец.

Я пожала плечами.

– Скорее всего. И все равно сделайте это. Не знаю, как объяснить… Но я видела этих людей вблизи, я довольно хорошо начала их понимать. Они будут всегда ненавидеть вас, но можно сделать так, что они не захотят причинить вред… да хотя бы вашей Ангелине. Они считают вас монстром, чудовищем, – и в чем-то правы. Пойдите и покажите, что даже чудовище может признать свои ошибки и за кого-то бояться. Это в любом случае что-то изменит.

Он уперся взглядом в стену и проговорил отчетливо: