Два миллиона

Герард по прежнему спал. Почивал он, видимо, беспокойно, поскольку лежал уже на полу, укрывшись грязным, как мусорный бак, ковром.

Гайкин поднял товарища и вновь водворил его на диван. Хохотов, оказавшись на мягком ложе, тут же перевернулся на спину и стал выводить носом такие рулады, что не каждому музыканту они оказались бы под силу. Иван был далек от эстетических наслаждений. Он тяжело шагал по комнате и вслух размышлял:

– Чего они смеялись? Я же правду говорил! – внезапная догадка несколько примирила его с миром:

– Из-за костюма!

Слесарь с ненавистью сорвал с себя шутовской наряд, стер полотенцем грим и переоделся в свое.

– И Гере не помог и сам себя идиотом выставил. Эх! Невезучий я!

В коридоре за дверью послышался странный свист. Казалось, что осипший Соловей-Разбойник с Большой дороги переместился в цирк и терроризирует своими мощными звуками его обитателей.

Но свист продолжался недолго. Последовал мощный хлопок, и затем полились звуки, характерные для Ниагарского водопада.

Иван выбежал наружу и увидел, что в дальнем конце коридора из лопнувшей трубы мощным потоком хлещет вода. Два человека, дрессировщик и фокусник, пытались заткнуть дыру. Но навыков этих людей явно не хватало для этого непростого дела. Вода бешено рвалась наружу, не поддаваясь дрессуре. Магические пассы тоже не производили на нее никакого влияния.

Иван действовал решительно. Он вытряхнул содержимое своего рюкзака на пол. Нашел проволоку, кусок толстой резины и плоскогубцы. Подскочив к месту событий, он плечами раздвинул бесполезных цирковых артистов, мокрых и жалких. Накинув на пробоину резину, Гайкин обмотал ее проволокой и подтянул плоскогубцами. Поток был усмирен. Небольшие капли еще продолжали с трудом пробираться наружу, но это было уже не то.

Подбежал раскрасневшийся директор цирка и обнял Ивана. Благодарность его была велика.

– Спас ты нас, парень! Если бы не ты… страшно подумать! У нас тут же рядом реквизит. Дальше – звери. С той стороны – костюмы. Все, все бы погибло!

У директора было такое жалкое выражение лица, что было очевидно: он всю катастрофу уже пережил, хотя ее и не случилось.

Представление на арене продолжалось. О произошедшем знали только непосредственные участники и лев, который с философским спокойствием наблюдал за кутерьмой из своей клетки.

– Спас ты нас! – продолжал лебезить директор, – спасибо тебе, парень! Чем отблагодарить тебя?

Но тут в душу руководителя цирка закрались некоторые сомнения. Лицо спасителя было ему знакомо.

– А как ты здесь оказался? Ты кто?

– Я к Гере Хохотову приходил.

Директор узнал его.

– Так это ты из себя клоуна корчил?! Чего на арену поперся?! – взревел директор. Переход от благодарности к гневу у него произошел мгновенно и вполне естественно.

– Я хотел…

– Он хотел! Вы слышали? Ты нам чуть все представление не сорвал!

– Но все же закончилось хорошо.

– Ну, да… Получается, что так, – призадумался директор.

– И зрители хлопали. И смеялись. Значит, им понравилось, – взял инициативу в свои руки слесарь, – а коль так и тут я вас выручил.

– Это еще почему?

– Герард пьяный в дрова, – сообщил доверительно фокусник, стоявший рядом и выжимающий воду из накидки.

– Пьяный?! Уволить! Три дня только в цирке и уже пьяный!

– У него причина веская была, – сказал Иван, зло посмотрев на фокусника.

– Что еще за причина? – недовольно спросил директор.

– Личного свойства. Вы, вот что, товарищ директор… Я вас спас? Спас! Полагается мне награда? Полагается! Оставите Герарда на работе – это и будут мои премиальные. Он хороший, поверьте.

– Хороший – это не профессия. Ладно, посмотрим.

– Нет уж! Вы мне твердо пообещайте.

– Хорошо, хорошо, обещаю. А сам-то ты чем занимаешься? Давай к нам в цирк. Ты, я смотрю, многостаночник, все умеешь.

– Не получится у меня. Дело у меня есть.

– Ну, смотри. А то бы к нам? Работал бы каким-нибудь слесарем-акробатом. А?

– Нет, нет, товарищ директор, не уговаривайте! Пойду я.

– Как хочешь. Спасибо тебе, парень! Выручил.

Глава 18

По улицам столицы плыло тепло. Оно растапливало застывшие за зиму сердца москвичей и грело им душу. Лето было где-то рядом, возможно, вон за тем углом или за тем серым зданием, окна которого пылали от солнца так, как будто внутри бушевал пожар. Веселые толпы двигались по Моховой. Все уже получили укол летней эйфории. Более молодым казалось, что тепло пришло уже навсегда. Люди постарше такого вопиющего оптимизма не разделяли, но радовались тоже.

Прохожие спешили, как обычно спешат все москвичи. Они торопились жить, а это подразумевает и быстроту перемещений. Гости столицы, подхваченные потоком коренного населения, так же переходили на галоп. Им тоже надо было многое успеть. И купить тете Глаше, живущей в измученном дефицитом городе Таком-то, садовую лейку. И достать кассеты для бритвенного станка племяннику. Купить внуку игровую приставку, а соседу дяде Жоре – настоящий бразильский кофе. Надо было успеть осмотреть хотя бы центр города и, если уж очень повезет, сходить в театр. И все это в один командировочный день.